Тринадцатый вагон

Пассажиры за дверью все шли и шли, и никто не заходил. Дверь чуть дернулась, и уже показалось, что кто-то все-таки будет соседом Михаила Федоровича, но это была ложная тревога. Ему не хотелось ехать с кем-то, одиночество нравилось, а одиночество в таком месте, как поезд было просто наслаждением. Он погладил себя по бородке и продолжил свой внутренний концерт Гайдна, с наслаждением закрыв глаза. За окном спешили люди, пробегали старики и дети, изредка собаки. Если бы не противное ожидание появления попутчика, который, как он надеялся, не придет, то Михаил Федорович был бы сейчас, наверно, счастлив.

Тут ручка двери задергалась, дверь открылась, как и глаза слушателя концерта, и в купе вошел полноватый мужчина с усами и двумя большими чемоданами. В нем Михаил Федорович узнал того самого субъекта, с которым у них произошла эстафета на пироне. Мужчина остановился, и они уставились друг другу в глаза точно так же, как и прежде. Насмотревшись, вошедший молча поднял койку, расположил под ней свой багаж и сел, опустив ее обратно. Он снова посмотрел на Михаила Федоровича как отец на провинившегося сына. Его оппонент в гляделках перевел взгляд в окно. Тут он вспомнил, что сам не положил свои вещи под койку, а держать их где-либо еще было в таком маленьком помещении крайне непрактично. Михаил Федорович встал, и положил багаж, после чего сел обратно. Вошедший уже сам смотрел в окно, и, похоже, его больше не волновал происшедший случай. Оба стали смотреть на пирон. Вошедший мельком взглянул на Михаила Федоровича, не поворачивая головы от окна. Тот заметил, после чего взгляд мигом вернулся на траекторию пирона.