- Я так скорее заболею, если оставить все как есть. Во мне сейчас закручивается новый динамический процесс. Если я буду ему сопротивляться, я действительно заболею... Прежнее себя исчерпало... Моя мама, когда еще была жива, рассказывала, что в детстве, если ей нужно было меня оставить на некоторое время, она давала мне в руки пуговицу, и я могла, сидя на полу, часами ее разглядывать, она мне казалась аленьким цветочком. Но я очень любила в детстве и по двору погонять. Вот и сейчас я хочу внешнего движения. Я научилась жить свободной при тоталитарном обществе; живя в "камере", я не влипала в советскую идеологию. Сейчас засовы открыли, и нет нужды сидеть в кротовой норе. Когда я была в Китае, наш "помогайка" - там так называют китайцев-экскурсоводов - привел нас в чайную, где на стуле кто-то оставил книгу с
293
высказываниями Конфуция, я запомнила параграф одного из них и сверила дома с русским переводом:
Стыдись быть бедным и убогим, Когда в стране есть путь. Стыдись быть знатным и богатым, Когда в ней нет пути.
- Это верно, - сказала я, поглощая баклажаны, - стыдиться богатства надо было в советское время, это означало, что не одному человеку хребет поломал за свою идеологию.
- Сейчас осевое время, и надо эту ось двигать. Все хотят, чтобы все чудесным образом сделалось. Все сопротивляется новому. Трудно прыгнуть из социализма в капитализм, как только дело касается собственной жизни. Сейчас все сетуют, и в этих сетованиях тоже есть отвержение нового, все сопротивляются: армия - по-армейски, дворники - по-дворницки, быдло - по-быдлински. У людей нет желания принимать динамику, люди в основном ищут тихую гавань. Потребность в динамике задавлена Совдепией. У нас люди тянутся к свободе из-под палки.
- Если посмотреть, - сказала я, - то подвижники потому и подвижники, что способны на действия, которые не вписывались в реальную жизнь.
- Конечно, - согласилась Марина. - Если бы Авраам был человек упертый, не динамичный, он ни за что бы не решился принести жертву, потому что традиция, установления противоречили этому. А Христос?! Он тоже совершал непоследовательные действия. Фарисеи думали:
"Вот, не по-людски, заседал бы в синедрионе, "одежды" бы носил, нам умные нужны, а Он с кем разговаривает? Ужас какой-то! Зачем баламутить простых людей?"
- Но я надеюсь, ты не собираешься приносить себя в жертву?
294
- Конечно, нет. Но я осознаю опасность. Меня немного останавливает то, что я подставлю тебя, - будет целыми днями звонить телефон, будут ходить разные люди.
- Меня не это пугает, но какой-то голос внутри говорит, что не надо этого делать... Может, это предостережение?
- Ну хочешь, я сниму квартиру с телефоном, чтобы тебя не беспокоить?
- Нет, я хочу быть рядом с тобой. Я думаю, мне будет
интересно соприкоснуться с совершенно новыми людьми, способными к такого рода риску. Но я очень боюсь за тебя.
- Понимаешь, для меня это - как сальто-мортале, как переход в иную жизнь через смертельный прыжок, я хочу окончательно порвать с советскими установками, с навязанной формой жизни. Это не значит, что непоследовательные действия - единственная форма динамики. Но для меня сейчас идти в бизнес - значит открыть новые возможности. А я люблю крутые повороты...
После обеда мы гуляли у Москвы-реки, обсуждая грядущие изменения в жизни. На набережной мы нашли огромный букет ярко-малиновых флоксов. Марина подняла их с земли и сказала: "Это привет от мамы, она обожала эти цветы и всегда выращивала их на даче".
Поздно вечером к нам приехал Игорь и увез Марину на всю ночь кататься по Москве на машине. Утром они приехали обратно. Марина пришла на кухню, села на пол и, глядя в окно на ветки оранжевой рябины, сказала:
- Все! Я начинаю новую жизнь. Никто и ничто меня не остановит.
III. Ужин при свечах за месяц до гибели Марины
Это был странный день. Я ехала на электричке из Щербинки, с нашей подмосковной квартиры, в редакцию "Московского психологического журнала" за авторскими
295
экземплярами для Марины. Статья называлась: "Некоторые иллюзии взрослых о детях и о самих себе". Марина к этому времени уже занялась бизнесом, и у нее для такого рода поездок не было времени. Почти круглые сутки звонил телефон, постоянные дела, связанные с бизнесом, вытеснили все остальное, даже друзей и знакомых.
На Курском вокзале я встретила Языкову Иру, в прошлом нашу с Мариной "духовную сестру": когда-то мы вместе состояли в экуменической общине, которой руководил Сандр Рига. Мы были "сестрами" почти пятнадцать лет, а сейчас стояли рядом на остановке и даже не поздоровались. И хотя мы не общались уже много лет, меня охватило какое-то тяжелое чувство, слишком много переживаний было связано с теми людьми. Вдобавок я в этот день разбила большую банку меда и очень сильно порезала палец, когда жарила кабачок, и теперь он щипал.