Тринити

Светлейший князь Додекаэдр, предложивший себя в качестве виноватого, встал и неловким движением потрогал место, где должна была висеть сабля. Он был готов принять огонь на себя.

— Что остается? — бросил итоговый вопрос Платьев.

— Надо думать, — сказал князь.

— Если из-под кредита вышибить залог, они останутся голыми, — рассудил Мошнак. — Но есть одно но — их могут профинансировать другие.

— Кто? — резко спросил Платьев.

— Все те же, — вскрыл финансовые потоки конкурентов Капитон Иванович. «Самосад» и «Ойстрах».

— Вы же с ними беседовали, — возмутился Платьев и осуждающе посмотрел на человека от специальных подразделений бытия.

— Мы же не можем приказать, — развел руками человек. — Значит, им выгодно это.

— И тем не менее, — сказал Мошнак. — Мне известно наверняка, что, кроме этих, запасных ходов по деньгам у них нет.

— Зачем было вообще давать кредит? — вопросил Мошнака Платьев.

— Очень выгодный процент, — оправдался банкир. — Я им почти под триста годовых залупил!

— Понятно, — сказал Платьев. — А что у них интересного по договору с Шарлоттой Марковной?

— Я думаю, творческие союзы вагонного завода не имели права продавать «унитаз» без нашего ведома, — рассудил заместитель мэра Гладков. — Они только балансодержатели, а собственник — Фонд имущества города. Это же объект соцкультбыта!

— А вы говорите, ничего интересного, — пристыдил горемык Платьев. Так, значит, сделка совершена незаконно?

— Очень даже может быть, — пообещал Гладков.

— А счет я могу перекрыть хоть завтра, — пообещал Мошнак. — Но дело в том, что они выставляют своего кандидата.

— Кого, если не секрет? — оживился Платьев.

— Макарова, — сказал Капитон Иванович. — Редактора «Лишенца».

— Кишка тонка. Он непроходной.

— А куда весь этот мухуяр? — спросил человек от специальных подразделений бытия.

— Какой «мухуяр»? — не понял Платьев.

— Ну, всю эту ботву, — пояснил человек. — Может, в расход?

— Ясный перец, в расход. Куда ж еще? — дал добро Платьев.

— Я только одного не пойму, — сказал Фаддей. — За счет чего они держатся?

— Они идут вперед, потому что не знают, чем это чревато, — пояснил человек от специальных подразделений бытия. — Их спасает их неведение. Не ведают, что творят. Они не знают и не могут предположить, что мы с ними сделаем, поэтому идут. Это их фишка — неведение. Оттого они и смелы.

— Дураки, что ли? — спросил Фаддей.

— Получается так, — сказал человек от подразделений. — А умных смелых не бывает.

…Макарон вернулся через несколько дней. Не со Светой, как планировал, а с черноплодным мальчиком. Почти с младенцем. Макарон и раньше не гнушался черного юмора и к тому же был знаменит тем, что вместо сказок читал случайным детям инструкции по дезактивации дезинтерийных очагов, от которых молодая поросль стихала в своих кроватках в три секунды, но то, что Макарон зайдет в этом так далеко, никто не ожидал. Все явились к нему и заняли — кто с авторучкой и блокнотом, а кто и с микрофоном — очередь за новостями. Макарон молча рассматривал своих друзей, не в состоянии приступить к пресс-конференции.

— Фестивальные дети, — наконец пояснил он. — После каждого молодежного форума в Москве остается до тысячи фестивальных побегов. В ДАСе эта цифра ежегодно зашкаливает.

— Ты что, решил стать ему посаженым отцом? — cпросил Прорехов, рассчитывая подурачиться.

— Поломались все паломники, — произнес в ответ Макарон, и на его лице дрогнул мускул.

— Что-что? — не поняли его.

— Она так и сказала — поломались все паломники, — попытался что-то объяснить Макарон, но у него плохо получалось.

— Ну и что? — теребили его друзья.

— Приехал я вероломно, — начал делиться пережитым аксакал. — И по обстановке понял, что к ней давно никто не ходит. Она отфиксировала мои ходы и, чтоб я не мучался, прямо так и сказала: поломались все паломники.

— Ну и забрал бы ее сюда, раз никто не ходит! — не понимала всей сложности момента Дебора.

— Интересная ты какая-то, — все не мог перейти к главному Макарон. Как бы я ее забрал, если она не баба теперь, а мужик?!

— Как это понять, «мужик»? — всполошился Прорехов. — Интересно девки пляшут!

— Да вот так! — присел на корточки Макарон. — Операцию сделала!

— Ты что?! — изумились слушатели.

— Я сначала не поверил, показывай, говорю, пах! — раскрывал поэтапность своей трагедии аксакал. — Она и распахнула фалды — меня чуть не стошнило. Ну, я этого кудрявого в охапку — и сюда!

— А его-то зачем? — спросила Дебора.

— Как зачем? Я лишил ее материнства! — сказал Макарон. — Какая из нее, на хрен, мать?! Вы бы посмотрели — это теперь такое создание, что и во сне не привидится!

— Отец-одиночка, связанный интернациональными узами, — неплохо звучит! А? Макарон? — восхитился Прорехов. — Пиарщики до такого и за деньги в жисть не додумаются. Образ отца региона.

— Да больше, больше, — поощрил Артамонов. — Нам все годится! Образ содружества ущемленных. Должно сработать. Ну, а кем он тебе приходится, этот мальчик?

— Брючатым племянником! — выпалил Макарон.

— Тогда уж и познакомь, раз привез, — сказала Улька, присаживаясь к малышу. — Как его зовут?

— Дастин, — сказал аксакал. — Я сам его так назвал.