Тринити

Из его груди вырывается тяжелый вздох, будто с плеч свалился многотонный груз. Руслан обхватывает мое лицо ладонями и нежно припадает к губам. Его руки нервно подрагивают. Поцелуй длится недолго – это акт примирения, но не прощения. Он стискивает меня в объятиях.

– Как ты могла так поступить?

Меня вдруг одолевает волна отчаяния. Наружу рвутся слезы, и я начинаю рыдать. По-настоящему. Это слезы очищения, расслабления, разрядки после вынужденных скитаний.

– Пожалуйста, не делай мне больно…

– Мы уже говорили об этом. Думаешь, что твои враги будут тебя холить и лелеять? Думаешь, что они будут подбирать слова и делать только то, что тебе понравится? Нет. Они будут жестоки, беспощадны и мстительны.

– Так это тренировка? Все это время ты меня муштровал?

– Доходит, как до жирафа, – он снова прижимает меня к груди.

– А твои раздевания? Это из какой оперы?

– Хочу искоренить твою боязнь секса.

Вот в это я бы никогда не поверила! Я слегка улыбаюсь, давая ему понять ход моих мыслей.

– Так ты не для себя стараешься? Это мужская солидарность?

– Вообще-то я эксгибиционист, люблю обнажаться на публике и чувствовать на себе женские взгляды. Особенно меня заводят психически травмированные молодые женщины, которые при виде мужского полового органа опорожняют желудок или падают в обморок.

Так он намекает, что был не в восторге от моей реакции на его обнаженное тело. Знал бы, как далеко я с ним продвинулась по части интимной жизни, так бы не реагировал.

Внедорожник мчится по трассе. Погодка отличная, солнце плавит асфальт. Обожаю лето и жару. Это мое, мне хоть плюс пятьдесят – я все выдержу. Алекс сидит рядом, ноги вытянула на торпедо и поглощает крекеры с сыром. Только что мы поболтали на нейтральные темы: о политике, погоде и новостях, что передают по радио. Я был расслаблен, временами даже насвистывал, но тут Алекс выдает:

– Какая она? Твоя жена?

– Что? – делаю вид, что не расслышал. Тупой ход, но мозг за доли секунды оценивает ситуацию.

– Мне интересно, какая у такого человека жена.

– Любимая.

– Конечно, любимая, кто же женится без любви? Я не про это…

– Красивая, – и тут же добавляю. – Для меня.

– Это понятно, – закатывает глаза Алекс, – у такого красавчика, как ты, не может быть жена-уродина.

Раньше она никогда не высказывалась так фривольно о моей внешности. На меня тут же накатывает волна воспоминаний: пластические операции, линзы, вставные зубы и многое другое… Сейчас – это не я. Возможно, на меня того, прежнего, она никогда бы и не обратила внимания.

– Она русская?

– Нет, лезгинка.

– Не поняла, – Алекс хихикнула, – я думала это танец.

– Нет, – рыкаю я раздраженно, – есть такая нация на Кавказе.

– А откуда она? С какого города?

– Она из Куруша – самого южного селения России.

– Так она деревенская девушка, – Алекс хмыкает.

– Да, скромная, покладистая, воспитанная в мусульманских традициях. Мужу не перечит. А еще смелая, мудрая, я могу на нее положиться в трудных и щекотливых вопросах. Не закатывает истерик. Всегда говорит правду.

Не хочу дразнить Алекс. Добром это не кончится. Цапнул один раз – и хватит! На самом деле я ожидал от себя обычной реакции: раздражения и злости. По легенде не в моих правилах говорить с кем-то о семье. Но на свое удивление, я думал только о том, что Алекс не дает покоя моя «жена». То есть она хочет быть со мной, но перед ней моральная дилемма. Похоже, в ее жизни действует запрет на женатиков, и это мне импонирует.

– Можно задать личный вопрос?

Вот это мне уже совсем не нравится. С чего она решила, что я буду откровенничать?

– Не уверен, что отвечу, но валяй.

– Тебе приходилось спать с некрасивыми женщинами? – она краснеет. – Мне всегда хотелось знать, что чувствуют мужчины, когда спят с девушкой, которая не соответствует его стандартам красоты.

Это она о себе, что ли? Так Алекс считает себя некрасивой!

– Это зависит от самого мужчины и от обстоятельств. В конце концов понятие красоты у каждого разное.

– А что чувствовал ты?

– Я? – пожимаю плечами. – Если девушка не фонтан, но в ней есть какие-то привлекательные части тела или лица, я концентрируюсь на них. Если страшна, как атомная война, но фигура не подкачала, использую определенные позы. А если и фигура подкачала, тогда секс переносится на ночное время.

– То есть ты никем не брезгуешь?

Красиво развела. Я усмехаюсь, смотрю на себя в зеркало и поправляю причесон. Алекс как-то странно на меня смотрит, будто говорит с психом, и решает закрыть тему.

Какое-то время в машине стоит тишина, нарушаемая только шумом ветра и гулом колес, а потом она спрашивает:

– А там, куда мы едем, есть телефон?

– Никакой связи с внешним миром.

– Но мне нужен телефон, – упрямо заявляет она, – хотя бы раз в неделю.

– Зачем?

– Чтобы быть на связи с директором хеджевого фонда.

– Зачем? – уже более нетерпеливо спрашиваю я, борясь с подступающим раздражением, и сильнее вцепляюсь в руль.

– Ну… я как бы… – Алекс опускает голову, будто в чем-то провинилась, и добавляет уже тише, – руковожу этим фондом.

– Что?! – я аж подпрыгиваю.

Вот он, Ящик Пандоры! Так и знал, что моя подопечная еще преподнесет мне сюрприз.