В дневнике он увидел черный, запасной, вход в ее душу. И в то же время - главный. Ему вдруг представилась идея показать дневник врачам. Тогда они легко определят причину болезни, и снять надоевшую тайну будет проще.
Ирина начала просыпаться. Реша оставил тетрадь и присел у изголовья.
- Что там у нас на улице? - спросила она.
- Как всегда, мороз.
- Это хорошо. Ты сегодня останешься? Оставайся!
Реша вслушивался в ее слова и пытался найти хоть что-то подобное записям в тетради. Но говорила она вполне доступно, даже шутила, хотя и невпопад.
Эта ночь ничем не отличалась от предыдущей. Все было так же красиво и нежно. Готовность потакать друг другу присутствовала во всех их словах и движениях. Вот это и есть любовь, думал Реша, но почему она сразу ускользает, почему нельзя остановить ее и внимательно рассмотреть, чтобы запомнить, почему все это счастье сразу пропадает бесследно? Все это так просто и в то же время непостижимо. Когда об этом мечтаешь - это даже материальнее, чем на самом деле, потому что, когда это происходит вот так вживую и по-вселенски всепоглощающе, человек отказывается верить в случившееся. Потому что в действительности это неперносимо и об этом все-таки лучше мечать, чем иметь. Это слишком страшный груз, который никогда не может стать твоей собственностью. Все это откуда-то сверху, и только стечение обстоятельств дает возможность прикоснуться. Все это проносилось в голове Реши и никак не могло улечься в окончательную формулу. Он понимал, что здесь что-то не то, но что именно - от него ускользало. Поверить в то, что Ирина - его, он не мог. Это было за пределом понимания и не укладывалось в голове. Скорее, она - ничья, сформулировал он наконец свое ощущение отсюда и беспокойство, не свойственное моменту.
Новым в сегодняшней ночи было только то, что в минуты затмений Реша порывался к дневнику с чувством готовности разгадать знаки. Ему казалось, что он в состоянии прочесть диктант нездорового мозга - до того все становилось понятным и простым.
Выходя из домика утром, Реша столкнулся с напарницей Ирины по читальному залу. Не вспомнив его, она спросила, кто он такой и что здесь делает. Реша ответил, что знакомый и приходил проведать. Она удивилась столь раннему посещению. Справившись о здоровье Ирины, она высказала опасение по поводу ее чрезмерного увлечения книгами, потому как не раз заставала ее в бреду.
В воздухе едва порхал колючий снежок. Спрос на осадки явно упал, и небо временно прекратило их поставку на землю.
На мгновение у Реши все другие вытеснила мысль, что он усугубляет состояние Ирины, но какими-то демагогическими выкладками он тут же доказал себе противное. Он запер в себе вопрос, какою жаждою влеком сюда и что, собственно, сожжено, если глазам Ирины в те моменты мог бы позавидовать любой янтарь.
Счет времени Реша потерял. Он уже не мог с точностью определить, сколько продолжается пожар, и жил, словно в каком-то переводе на этот иней, снег и тополя.
Ночей стало не хватать. Свет за окном не вносил в домик никаких изменений. Со стройплощадки, как из прошлого, доносились крики строителей, шум экскаваторов. Реша ощущал себя спящим на раскладушке на центральной площади города и боялся, что подойдет кто-то из друзей и, не зная, что спящий обнажен, сдернет простыню с веселыми словами: "Вставай, дружище, солнце уже высоко!" Опасение быть раздавленным нависающими над окнами многоэтажками не проходило.
Забросив занятия, Реша бродил по улицам и чувствовал, что его нет, а магазин, аптека_и почтамт, в стеклах которых он отражался, всего лишь подразумевают его на тротуаре.
Из дурмана Решу вывел Артамонов. Выкроив время, он пришел вместе с ним к Ирине и начал взапуски делиться своими бесконечными историями про каких-то кошек, которых купили на базаре по трояку за штуку, а потом никак не могли от них избавиться. Кошек развозили в мешках по самым дальним окрестностям, но под вечер они возвращались и человеческим голосом требовали копченого палтуса. Наконец их всех разом отвезли в лес и связали хвостами в один букет. Теперь по дачам шастают стада бесхвостых тварей, из-за дикого воя которых дачники продают участки. И еще Артамонов рассказал про поросят, которые прожили у слабохарактерного персонального пенсионера десять лет. Пенсионер, мотивируя это тем, что они, уже почти двадцатипудовые, легко идут на кличку, наотрез отказывал прямым наследникам пускать их на мясо. Слава богу, пенсионер сошел с ума раньше, чем свиньи.
- Это ужасно! Этого не может быть! - веселилась Ирина и обещала прочесть сборник артамоновских анекдотов, который поначалу забросила под кровать. А потом вдруг словно спохватилась. - Сошел с ума?! - переспросила она. - Он сошел с ума? Из-за поросят?! - И сильно занервничала.
- Идем, - сказал Реше Артамонову. - Пусть она успокоится.
- Не вздумай ее оставить! - сказал Артамонов по дороге в общежитие. Она совершенно беззащитная.
- О чем ты говоришь?!