Глава 5
Полковник Желерд служил в армии с юности, последние пять лет – в прямом подчинении Канцлера, и видел верховного правителя в разных эмоциональных состояниях: радостным и яростным, весёлым и злым, задумчивым, требовательным, рассеянным, ироничным, раздражённым, но впервые – впервые! – видел Канцлера в бешенстве. В настоящем, лютом бешенстве, во время которого человек не контролирует себя и способен на что угодно. Никогда раньше правитель не представал перед подчинёнными в таком состоянии – всегда держался с достоинством, сдержанно, даже разносы устраивал без крика, умел нагнать страх негромким, абсолютно нейтральным тоном.
И вот – бешенство.
Желерд догадывался, что полученная от галанитов информация не вызовет у Канцлера радости, но эмоциональных воплей, больше похожих на истерику, абсолютно не ожидал. И трясся, съёжившись в кресле. Но не потому, что чувствовал себя виноватым, а потому что боялся, что Канцлер прикажет убить свидетеля своего позора.
– Помпилио на Урии? Помпилио отправился на мою Урию?!
– Да…
– Я не спрашиваю, идиот! Я хочу понять… – Канцлер поводил руками по столу, сбросив подвернувшуюся книгу, но, не заметив этого, взял карандаш, внимательно изучил его со всех сторон, потратив на исследование примерно полминуты, сломал – сухой треск едва не заставил Желерда потерять сознание – и принялся орать:
– Идиоты! Кретины! Придурки! Дегенераты! Как вы могли это допустить?! Как вы могли этого не жаметить?! Не спрогножировать?! Как вы могли пустить лингийцев на Ближняшку и не вжять их?! Как?!! Какими дебилами нужно быть, чтобы испортить всё, что строилось столько лет!
И в целом полковник Канцлера понимал. Желерд лучше многих знал, какие меры принимались для защиты Близняшки от вторжения, какие ресурсы потратил верховный правитель, чтобы надёжно перекрыть Герметикону путь на Урию. И понимал, как трудно удержать себя в руках, когда любовно выстроенную крепость с лёгкостью берёт первый же противник. Причём случайно забредший противник. И даже не особенно вооружённый, просто умный и дерзкий.
– Сначала он догадался обрежать дистанцию до машины, сделав абсолютно бесполежным моё самое мощное оружие… Потом прыгнул в чужое «окно»… Догадался, где находится, впрочем, это было нетрудно… но он догадался, ражработал план и прыгнул дальше. На абсолютно нежнакомую, враждебную планету… Кем нужно быть, чтобы так себя вести?
Это был риторический вопрос, но Желерд рискнул ответить:
– Абсолютно бесстрашным.
Несколько секунд Канцлер смотрел на полковника, обдумывая его слова, затем кивнул:
– Да. – Помолчал ещё чуть. – Дер Даген Тур выжывает уважение, однако это не жначит, что я собираюсь терпеть его присутствие на своей планете. Найти!
Добавления «немедленно» не последовало, но оно подразумевалось.
– Я уже поднял по тревоге Генеральный штаб, – сообщил полковник Желерд. – Череж час лингийцев будет искать вся наша армия.
– Пусть атакуют осторожно, – распорядился Канцлер. – Галилей Квадрига нужен мне живым!
– Неплохо получается, – прокомментировал астролог. – Краску удачно подобрал: издалека даже непонятно, что сверху другое название написано.
Бедокур повернулся, внимательно посмотрел на Квадригу, прикидывая, насколько тот искренен, ничего не понял, поскольку выражение лица Галилея было привычно расслабленным, и пробурчал:
– Постарались.
Предложение заменить надпись «Пытливый амуш» названием одного из урийских цеппелей шифбетрибсмейстеру сразу не понравилось, поскольку не существовало сомнений в том, на кого будет возложено исполнение. А у Бедокура были собственные планы на ближайшее время. Однако отвертеться не получилось – Помпилио и Дорофеев поинтересовались: «Согласись, Чира, идея прекрасная?» И разочаровывать руководителей Бедокур не стал. Получил от радиста бумажку с заковыристым названием «Непобедимый ширдровакль», подобрал краску, велел механикам соорудить подобие лесов и «придумать, как мы нарисуем это странное словосочетание». Помощники «придумали» пластину поверх красивых букв, складывающихся в гордое: «Пытливый амуш», потом «придумали», как аккуратно, но надёжно закрепить её, а теперь занялись непосредственно рисованием. По трафарету, конечно, но аккуратно и потому – медленно.
– Кстати, ты знаешь, что такое ширдровакль и почему он – непобедимый? – продолжил светскую беседу Галилей. Перед этим он не забыл вдуть в каждую ноздрю по щепотке свуи и потому улыбался несколько шире обычного.
– Какая тебе разница?
– Я с детства любопытен.
– О каком любопытстве речь? Ты не всегда понимаешь, на какой планете находишься.
– Какое отношение к моему любопытству имеет название планеты? – осведомился Квадрига.
– Если ты не знаешь даже этого – какая разница, что на ней происходит?