Trip

— Пил пиво и водку, курил план, жрал Е и бегал по девочкам.

— А если серьезно? Ты состоял в каких-то партиях? Писал что-то?

— Нигде не состоял, так как считал себя поэтом.

— Поэтом? Прочитай нам что-то, — попросила Люси. Все дружно замотали головами.

— Да ну, вам такое не понравится, тем более мой английский, — я засмущался.

— Постарайся, Дима, — Люси мне посмотрела в глаза и я сдался.

Интересно, как много она сломила людей своим взглядом?

Я напрягся, перерывая свой английский запас.

Вот перед вами герой,
Тот, кто бросил миру вызов,
Вот перед вами король,
Который льет свои искусственные слезы,
Я стою высоко,
Смотрю вниз на всех,
Вижу людей, которые давно,
Хотят мне сделать разное дерьмо.
И верный это я.
И правильный я.
И тот, кто посылает вас, это тоже я.
Меня не понимают и нахуй посылают,
Это мое и судьба моя.
Сыграют когда-то я свои песни,
И плакать буду чужими слезами,
Я не хочу это все понимать,
Чтобы в могиле спокойно сгнивать,
Как будто я плачу,
Как будто мой смех,
Как будто любимый,
Как будто — один

Воцарила тишина.

— Я же говорил, что вам не понравиться, — разозлился я.

— Почему же не понравится, просто странно немного, — сказала Люси тихо, — а ну прочитай еще что-то, пожайлуста.

Я решил им прочитать сразу что-то безбашенное. Провел глазами по их сосредоточенным лицам. Интересно, чтобы они сказали, если бы узнали, что я писал такие стихи в алкогольном угаре?

Мы повержены,
Мы мертвы,
Все дети Бога на своих местах на солнце,
В аду.
Вьюга в моем сердце,
Мы несчастные, ничтожные жуки,
Пожайлуста, думать перестань,
Ложись просто и умри.
Пусти меня сюда,
Пусти на парад мертвяков,
Одень меня и забери,
Мой умирающий Бог, на солнце забери.
Горящие ангелы разрывают свои глаза,
И свет из них льется в мир слепых.
Купи себе билет, первым классом лети,
Вырви свое сердце сейчас,
Выкинь его, оно уже не нужно,
Мы полетим вместе на солнце,
Вместе умирать.

— Это было классно! — закричала Люсю!

— Да, Дима, супер!

— Пиздец просто, чувак!

Пацаны стали хлопать меня по спине.

— Ты еще пишешь что-то?!

— Расскажи что-то еще.

— Я не поэт, я не хочу быть вторым. Я не могу соревноваться с Маяковским и другими великими.

— Маяковский? Я что-то такое слышала.

— Я дам тебе почитать его, Люси.

Я дал согласие вступить в «White Bird», такой себе клуб по интересам, никаких членских билетов и прочей ерунды.

Я только поинтересовался, почему объектом нашего внимания являеться именно фирма «SONY», когда можно классически пойти и разнести к хуям МакДональдс.

Люси сказала (она там типа главная была, в «White Bird» в смысле), что погром МакДональдса — это немного банально. Что же касается фирмы «SONY», то это «буржуазный палач, который использует для работы нелегалов, тем самым, разрушая естественный генофонд и создавая благоприятные условия для роста преступности, наркомании и СПИДа, а также в „SONY“ работают дети, намного выше норм установленных трудовым законодательством».

Ебаные янки! Используют бля детей, привлекают черномазых и всякое дерьмо со всего мира!

На следующее утро Пол отвел меня в комнату Люси. Под кроватью у нее хранились плакаты и различная атрибутика уличных демонстраций.

— А мы будем что-то ломать или кого-то валить?

— Какой ты воинственный, Дима. Подожди немного. Все будет.

— Нам нужны будут цепи, биты. — Начал мечтать я.

— Свою биту ты получишь.

— А где вы храните биты?

— У пацанов — есть.

Классно! Мне дадут биты, и я буду пиздить янки!

Потом пошли обычные будни и выходные. Я не знал, как переживу эти долгие две недели, я хотел ощутить в руках тяжесть биты, услышать звон бьющегося стекла и увидеть на земле перед собой окровавленную рожу жирного янки, услышать хруст с которым будет входить мой гриндерс в его жирную от мяса и дорогого вина. Уже только одни мысли эти заводили меня до предела. Я чувствовал классовую ненависть. Ненависть ко всему этому дерьму, к этой блядской системе. Хотелось просто орать! Бля! Адреналин хуячил в голову с дикой силой и я не мог даже представить себе, что будет, когда это все станет реальностью.

Наконец, этот день наступил.