Триста неизвестных

На земле все стало ясно. В момент резкого увеличения скорости у истребителя, закрепленного на фюзеляже, сорвался кок — обтекатель втулки воздушного винта. Пролетев возле моей головы, он с огромной силой ударил в носок крыла и пробил обшивку. Вахмистров сразу понял, в чем дело. Не желая прерывать испытания, он своим телом закрыл пробоину. Но как только двигателям снова был дан полный газ, сильная воздушная струя вдавила стоявшего на четвереньках Владимира Сергеевича в середину крыла. Почувствовав нестерпимую боль в боках он не нашел никакого другого средства общения со мной, кроме собственного увесистого кулака.

После нелегкой, но благополучной посадки среди летчиков, как всегда, начался «банк». Обсуждалась самая свежая, самая злободневная тема: как бы вели себя члены экипажа «Звена-2А», если бы их командира, товарища Стефановского, «чуток коком тюкнуло»? Летчики размещенных на плоскостях истребителей переглянулись. Один из них сказал:

— Немедленно стартовал бы в воздухе. Не в корыстных целях, разумеется, а для того, чтобы облегчить конструкцию «звена», повысить аэродинамические качества ТБ-3.

— Вот зубоскалы, — задумчиво произнес другой летчик, тот, что сидел в верхнем истребителе. — Треп трепом, а урок извлечь нужно. Я бы, пожалуй, выключил двигатель своего самолета, вылез из него, пробрался по фюзеляжу в бомбардировщик и заменил бы командира.

Это было сказано Томасом Сузи. И я не сомневаюсь, что в предположенной остряками ситуации он поступил бы именно так.

«Звено-2А» вполне оправдало свое назначение. Однако Вахмистров продолжал дальнейшие поиски. Ему пришла мысль использовать истребитель, размещавшийся на фюзеляже ТБ-3, в качестве пятого двигателя бомбардировщика. Это значительно увеличивало мощность винтомоторной группы носителя, а следовательно, ускоряло доставку двух других машин к рубежу их старта. Но мешало одно: крылья и хвостовое оперение верхнего самолета создавали излишнее сопротивление. Тогда конструктор снял их,

Он даже хотел установить в кабине бомбардировщика управление сектором газа надфюзеляжного истребителя. Тогда бы отпала необходимость иметь на нем летчика.

Но от этой идеи пришлось временно отказаться. Сначала требовалось узнать, как будет вести себя в воздухе новая конструкция, определить ее практическую пригодность. Поэтому никаких переделок производить не стали, начали готовиться к полетам в прежнем варианте — с летчиком в верхнем истребителе. Только вот не нашлось охотника сесть в его кабину. Помню разговор с одним испытателем, опытным, бывалым человеком.

— Если трусишь, откровенно скажи, — говорю ему.

— При чем здесь трусость? — отвечает он. — Я летчик, а не водитель воздушной торпеды.

— Так ведь крепление надежное, никакой силой не сорвет.

— Ну а коли сорвет, тогда что? Сортали-мортали? Пустая затея, вот что я тебе скажу.

Выручил новичок, недавно зачисленный в истребительный отряд НИИ ВВС. Молодой непоседа сам пришел ко мне и представился:

— Летчик Супрун. — Немного смущаясь, продолжил: — Возьмите в ваш экипаж, товарищ командир. На верхний.

— На бескрылку-торпеду?

— Точно. Интересно же…

Ему, Степану Супруну, все было интересно. Когда я согласился его взять, он немедля облазил самолеты, все не только осмотрел, но и ощупал. Хваткий парень, подумалось мне. А Степан уже торопит:

— Чего тянем, лететь надо. Не скисла бы погода.

С. П. Супрун

Скорее начать испытания стремились и конструктор, и все члены экипажа. Но наше горение оказалось дымом без огня. Случайный подбор мощности, редукции и винтов нисколько не улучшил летные качества «Звена-4». Новая конструкция была начисто отвергнута.

В конце концов эта участь постигла весь комплекс вариантов самолета-звена с верхним размещением истребителей. Главная причина — в огромной затрате времени и сил, особенно людских, при накатке истребителей на плоскости бомбардировщика.

Между тем Степан Павлович Супрун обрел славу самого отчаянного парня среди наших молодых летчиков-испытателей.

* * *

Владимир Сергеевич Вахмистров не сдавался. Раз трудно и неудобно накатывать истребители на бомбардировщик, значит, надо их подвешивать под его крылья. Задача продления летного времени истребителей оставалась прежней, менялся лишь метод ее технического решения.

Наиболее подходящим для подвески оказался самолет конструкции Д. П. Григоровича — моноплан с низко расположенным крылом. Он носил секретное название «зет», поскольку был вооружен 75-миллиметровыми реактивными пушками.

Вахмистрову пришлось изрядно повозиться с подвеской «зетов» к бомбардировщику. Эти самолеты имели большие неубирающиеся шасси и не «подвешивались» под носитель. Как ни мудрили с системой кропления — ничего не получалось. Опустить ее мешали шасси «зета», приподнять — его винт и крыло самого бомбардировщика. Владимиру Сергеевичу пришлось смастерить оригинальную ферму со свободным ходом. Подвешенный под крыло истребитель касался колесами земли. На разбеге толчки, вызываемые неровностями взлетно-посадочной полосы, амортизировались шасси ТБ-3 и «зетов», а также гасились фермой крепления.