Десятикилограммовый пакет — сверток крепкого шелка, упругих строп и прочных лямок — парашют являлся для каждого летчика предметом особой заботы. И мы постоянно стремились улучшить его, усовершенствовать. На это не жалели ни сил, ни времени. Свою спинку я семь раз испытал в прыжках, пока не уверился в ее полезности и надежности.
Готовясь к испытаниям истребителя И-28 на пикирование, я был убежден — парашют не потребуется. Я до тонкости знал его и представлял летящим, когда он существовал еще только на бумаге, в чертежах… На самолете был установлен мотор М-87А мощностью 950 лошадиных сил. При полетном весе 2660 килограммов на государственных испытаниях он показал высокие летные качества. Его максимальная скорость у земли равнялась 412 километрам в час, а на расчетной высоте 6000 метров — 545 километрам. Потолок — 10500 метров. Предельная дальность полета — 800 километров. Второй экземпляр И-28 имел мотор М-87Б мощностью 1100 лошадиных сил и развивал скорость 576 километров в час. Это на 100 километров выше, чем у И-16, состоявшего в то время на вооружении. Мне первому довелось поднять И-28 в воздух и проэкзаменовать его на многочисленных предварительных испытаниях. Я привык к нему, верил в него, как в старого друга. С мотором тоже начал свыкаться.
Последнее достижение техники — И-28 сверкал на солнце безукоризненно гладкой обшивкой, звал ввысь, в стремительный полет. Было даже немножко стыдно за то, что уж слишком тщательно готовились мы к завершающему этапу его испытаний.
В тот день погода стояла неважная. Однако нашей работе она не могла помешать. Владимир Панфилович, пожилой, приветливый человек с сединой в рыжеватых волосах, подписал задание и, в который уже раз, напомнил:
— Если что — парашют! Смотрите у меня…
Ведущий инженер Иосиф Гаврилович Лазарев, лицо которого было испещрено шрамами, а грудь увешана орденами, вновь лично осмотрел машину, все тщательно проверил. Вручая мне задание, он коротко и по-своему напутствовал:
— Ну, будь…
Взревел тысячесильный мотор. Самолет помчался по полосе. Все быстрее, быстрее. И поднялся на крыло, плавно, неслышно.
Осматриваюсь. На высоте семь-восемь тысяч метров слоистые облака. Пониже — разрозненные кучевые громадины. В «ущельях», между их вершинами, вполне достаточно места для полета. Воздух на редкость чист и прозрачен. Заданная высота. Выравниваю машину и почти сразу ввожу в пикирование. Снова выравниваю, а затем набираю высоту. Повторное пике, но теперь уже на большей скорости. Так предусмотрено заданием: выполнить столько-то небольших пикирований с постепенным увеличением скорости.
Самолет ведет себя безукоризненно. Остался последний заход — пикирование на максимальной скорости. Подыскал подходящее «ущелье», вошел в него. Сейчас начнется самое главное. Открыл фонарь кабины. Так, на всякий случай. Невольно улыбнулся, вспомнив напутствие Яценко: «Если что…»
Впереди, меж облаков, — большое окно. Там, внизу, возле балашихинской фабрики поблескивает озеро. Высота — 6500 метров. Ну что ж, поехали!
Газ мотору, еще, еще… И немедленно отдаю ручку от себя. Самолет, словно ныряльщик с крутого обрыва, срывается вниз.
Быстрый взгляд на приборы. Надо нарастить еще пять километров скорости, и задание будет выполнено. Moлодец И-28! Глянул на плоскости, фюзеляж. Самолет натянут как струна. На крыле небольшие волнообразования. Деформация? А скорость?
Не успел остановить глаза на приборе, как самолет стал медленно разворачиваться вправо. С чего бы это? Пытаюсь удержать его рулями — не слушается, все круче забирает. И вдруг сумасшедший рывок. Ничего не вижу. Чернота… Глубокая яма… Падаю, падаю…
Почему так тихо? И что за дикий свист в ушах? Трудно дышать. Жадно хватаю ртом упругий воздух. И открываю глаза. Ноги мои вверху, неистово болтаются полы разорванной кожаной куртки. Падаю вниз головой на спине. Почему, как это случилось? Ах да, я же пикировал. Теперь понятно. Самолет не выдержал, разрушился, а меня выбросило из кабины… Не зря открыл фонарь.
Пытаюсь перевернуться, чтобы лететь ногами вниз. Взгляд падает на парашютные лямки — на месте.. Кольцо тоже. Хватаюсь за него. Другой рукой судорожно ощупываю ранец под сиденьем — полнехонек! И только тогда с силой выдергиваю трос парашюта.
Напряглись стропы, чувствую сильный рывок вверх, ноги уже внизу, плавно спускаюсь к матушке-земле.
Решительно ничего не понимаю. Когда же я потерял сознание? Чем это меня так стукнуло, что я не успел раскрыть парашют? Постой, садануть-то может и еще раз. Если самолет штопорит, то прикончит за милую душу. С тревогой осматриваю небо над головой. Чисто вокруг. Только вон какая-то фанерина плавно планирует к земле. И это все, что осталось от И-28?
Не может быть. Но не испарился же он! Смотрю вниз. Там в яростном вихре кружится мой коварный любимец. Взметнулся огромный столб пыли. Самолет упал прямо в городок.