Тристан и Изольда

- Бог помиловал меня, наставник! - воскликнул Тристан. - Но к чему мне это, несчастному? Если нет со мною Изольды, все утратило для меня цену. И зачем не разбился я при моем падении! Я спасся, Изольда, а тебя убьют. Ее сжигают из-за меня, из-за нее умру и я.

Сказал ему Горвенал:

- Дорогой мой господин, успокойся, не слушайся голоса гнева! Видишь ты этот частый кустарник, окруженный широким рвом? Спрячемся там: много людей проходит по этой дороге, они нас оповестят, и если, сын мой, Изольду сожгут, клянусь Богом, Сыном Марин, никогда не ночевать мне под кровлей до того дня, когда мы за нее отомстим.

- Но у меня нет меча, дорогой наставник!

- Вот он, я его привез тебе.

- Хорошо, милый наставник: теперь я не боюсь ничего, кроме Бога.

- Да еще, сын мой, есть у меня под платьем такая вещь, которая тебя порадует, - панцирь, крепкий и легкий, он может тебе сослужить службу.

- Дай его сюда, дорогой наставник; клянусь Богом, в которого верую, что теперь я освобожу мою милую.

- Не торопись! - сказал Горвенал. - Господь, без сомнения, уготовил тебе какое-нибудь более надежное отмщение. Подумай, что приблизиться к костру не в твоей власти: горожане окружают его, а они короля боятся. Может быть, тот или другой и желает твоего освобождения, но он первый же тебя и ударит. Ведь правильно говорят, сын мой: отчаянность - не храбрость. Погоди...

Случилось, что когда Тристан бросился со скалы, какой-то бедный человек из мелкого люда увидел, как он поднялся и побежал. Он поспешил в Тинтагель, прокрался в комнату Изольды и сказал ей:

- Не плачьте, государыня, ваш друг спасся.

- Да будет благословен Господь! - промолвила она. - Пусть теперь меня вяжут или развязывают, щадят или казнят, мне нет заботы.

Предатели так скрутили веревками кисти ее рук, что потекла кровь, и она сказала, улыбаясь:

- Если бы я заплакала от этого мучения теперь, когда Господь в милосердии своем только что вырвал моего милого из рук предателей, чего бы я стоила?

Когда до короля дошла весть, что Тристан бежал через окно часовни, он побледнел от гнева и приказал своим людям привести Изольду.

Ее влекут. Она появляется на пороге залы, протягивая свои нежные руки, из которых сочится кровь. Крик несется по всей улице: "Боже, смилуйся над ней! Благородная, достойная королева, в какую печаль ввергли нашу страну те, что предали тебя! Будь они прокляты!"

Королеву приволокли к костру из пылающего терновника. Тогда Динас из Лидана пал к ногам короля:

- Внемли мне, государь! Я служил тебе долго, честно, и верно, и не ради выгоды: нет такого бедняка, сироты, старухи, которые дали бы мне денежку за сенешальство, которое я держал от тебя в течение всей моей жизни. В награду за это помилуй королеву. Ты хочешь сжечь ее без суда - это преступление, ибо она не признается в том, в чем ты ее обвиняешь. К тому же размысли: если ты сожжешь ее, не будет больше мира в твоей стране. Тристан убежал, ему хорошо известны равнины, леса, переправы и проходы, а он смел. Конечно, ты его дядя, он не нападет на тебя самого, но он перебьет всех баронов, твоих вассалов, какие ему попадутся.

Слышали это четыре предателя и побледнели; им уже виделся Тристан, поджидающий их в засаде.

- Государь! - сказал сенешал. - Если правда то, что я верно тебе служил всю жизнь, отдай мне Изольду: я тебе отвечаю за нее как ее страж и поручитель.

Но король взял Динаса за руку и поклялся именем всех святых, что он тотчас свершит суд.

Тогда Динас поднялся и сказал:

- Я возвращаюсь в Лидан, государь, и бросаю вашу службу.

Грустно улыбнулась ему Изольда. Он сел на своего боевого коня и удалился, печальный и угрюмый, потупив голову.

Изольда стоит перед костром. Окружающая ее толпа кричит, проклиная короля, проклиная предателей. По лицу

Изольды текут слезы. Она одета в узкое платье серого цвета с тонкой по нему золотой полоской; золотая нить вплетена в ее волосы, спадающие до ног. Кто бы увидел ее столь прекрасной и не пожалел, у того сердце предателя. Боже, как крепко связали ей руки!

Случилось, что сто прокаженных, обезображенных, с источенным белесоватым телом, приковыляли на костылях под звуки своих трещоток и столпились у костра; и из-под распухших век их налитые кровью глаза любовались зрелищем.

Ивен, самый отвратительный из больных, закричал королю пронзительным голосом:

- Ты хочешь, государь, предать огню свою жену? Наказание справедливое, но слишком скорое. Быстро сожжет ее это сильное пламя, быстро рассеет буйный ветер ее пепел; и когда пламя потухнет, муки ее прекратятся. Хочешь ли, я научу тебя худшему наказанию, такому, что она будет жить, но с великим позором, вечно желая себе смерти? Хочешь ли того?

Король ответил:

- Пусть живет, но с позором, что хуже смерти. Кто научит меня такой казни, того я особо возлюблю.

- Итак, скажу коротко свою мысль, государь. Видишь ли, у меня сто товарищей. Отдай нам Изольду - пусть она будет наша. Недуг разжигает наши страсти. Дай ее твоим прокаженным. Никогда женщина не будет иметь худшего конца. Посмотри, как лохмотья