Тристан и Изольда

— Беру все, что нахожу: с ястребами — лесных волков и больших медведей, с кречетами — кабанов, с соколами — серн и ланей, лисиц — с коршунами, зайцев — с кобчиками; и когда я возвращаюсь к тому, кто оказывает мне гостеприимство, я хорошо умею играть дубиной, наделять головнями конюших, настраивать мою арфу и петь под музыку, любить королев и бросать в ручей хорошо выстроганные щепки. В самом деле, разве не хороший я менестрель? Сегодня вы видели, как я умею драться палкой.

И он принялся размахивать ею вокруг себя.

— Ступайте вон отсюда, — крикнул он, — корнуэльские сеньоры! Чего еще ждете вы? Разве вы еще не наелись, не сыты?

Позабавившись дураком, король велел подать себе коня и ястребов и увел с собой на охоту рыцарей и конюших.

— Государь, — сказала ему Изольда, — я чувствую себя усталой и расстроенной. Дозволь мне отдохнуть в моей комнате, я не могу более слушать эти глупые шутки.

Она удалилась, задумавшись, в свою комнату, села на постель и сильно загоревала:

— Несчастная я! Для чего я родилась? На сердце у меня тяжело и печально. Бранжьена, дорогая сестра, жизнь моя так сурова и жестока, что лучше было бы умереть. Там какой-то помешанный, выстриженный накрест, пришел в недобрый час; этот юродивый, этот жонглер — волшебник или знахарь, он в точности знает все обо мне, о моей жизни; знает такое, чего никто не ведает, кроме тебя, меня и Тристана; он узнал это, бродяга, гаданием и колдовством.

Бранжьена ответила:

— Не сам ли это Тристан?

— Нет! Тристан прекрасен и лучший из рыцарей, а этот человек уродлив и мерзок. Да будет он проклят Богом! Да будет проклят час его рождения, проклят и корабль, привезший его вместо того, чтобы утопить там, далеко, в глубоких волнах!

— Успокойтесь, королева, — сказала Бранжьена, — сегодня вы только и знаете что проклинать и отлучать. Где вы научились такому делу? Но, может быть, этот человек — посланец Тристана?

— Не думаю, я его не признала. Но пойди за ним, дорогая, поговори с ним, посмотри, не признаешь ли ты его.

Бранжьена направилась в залу, где оставался лишь юродивый, сидевший на скамье. Тристан узнал ее, бросил палку и сказал:

— Бранжьена, благородная Бранжьена, заклинаю тебя Богом, сжалься надо мной!

— Какой дьявол научил тебя моему имени, противный дурак?

— Давно я его знаю, красавица! Клянусь моей головой, некогда белокурой, — если разум ее покинул, то виною тому ты, красавица. Не ты ли должна была оберечь любовное зелье, которое я выпил в открытом море? Было жарко, я отпил из серебряного кубка и подал его Изольде. Ты одна это знаешь, красавица, разве не помнишь ты этого более?

— Нет, — отвечала Бранжьена и, взволнованная, оросилась к комнате Изольды.

Но помешанный побежал вслед за ней с криком: "Сжалься!"

Он вошел, увидел Изольду, кинулся к ней, протянув руки, и хотел прижать ее к своей груди, но, застыдившись, вся в холодном поту от волнения, она откинулась назад, избегая его. Видя, что она от него отстраняется. Тристан затрепетал от стыда и гнева, отошел к стене у двери и сказал своим пo-прежнему измененным голосом:

— Да, я слишком долго жил, если дожил до дня, когда Изольда меня отталкивает, не удостаивает любви. презирает меня. О, Изольда, кто сильно любит, не скоро забывает! О, Изольда, прекрасен и дорог полноводный ручей, который разливается и бежит широкими светлыми волнами; когда он высохнет, он ни к чему не годен. Такова любовь, которая иссякла. Изольда ответила:

— Я смотрю на тебя, друг, и сомневаюсь, дрожу, не уверена, не узнаю Тристана.

— Королева Изольда, я Тристан — тот, который так любил тебя, или не помнишь того карлика, который насыпал муку между нашими постелями, мой прыжок, кровь, что потекла из моей раны, подарок, который я тебе прислал, собачку Пти-Крю с волшебной погремушкой? Или не помнишь ты искусно обструганных щепок, которые я бросал в ручей?

Изольда смотрит на него, вздыхает, недоумевает, что сказать и чему верить; она отлично видит, что он про все знает, но было бы безумием признать в нем Тристана. А он говорит ей:

— Королева и госпожа моя, я вижу ясно, что вы бросили меня, и обвиняю вас в измене. Я изведал, однако, дни, красавица, когда вы любили меня искренно: то было в темном лесу, под лиственным сводом. Помните ли вы тот день, когда я вам отдал мою собаку, славного Хюсдена? О, он меня всегда любил и ради меня покинул бы белокурую Изольду. Где он? Что вы с ним сделали? Он, по крайней мере, узнал бы меня.

— Он бы узнал вас? Вы говорите пустяки. С тех пор, как Тристан уехал, он все время лежит там, в своей конуре, и бросается на всякого, кто подходит к нему, Бранжьена, приведи его ко мне.

Бранжьена привела собаку.

— Поди сюда, Хюсден, — сказал Тристан. — Ты был моим, я возьму тебя снова.

Когда Хюсден услышал его голос, он вырвался с привязью из рук Бранжьены, побежал к своему хозяину, стал вертеться у его ног, лизать ему руки, лаять от радости.