Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

Он, разгорячённый боем, обратил на торчащую в его плече стрелу внимания не больше, чем на комариный укус. Меч, просвистав, обрушился на обезумевшего разбойника. Обливающееся кровью бездыханное тело упало в тлеющий костёр, взметнув кучу искр. Тристан не давал себе передышки, помня уроки войны: не останавливайся, обороняйся, двигайся быстро, стиснув челюсти от напряжения и боли, не мешкай, иначе погибнешь. Только тогда, когда лесные бродяги, уцелевшие в схватке, были скручены, Великий прево, скрипнув зубами, переломил стрелу, оставив в ране наконечник с куском древка. Обломок он брезгливо отшвырнул в сторону.

Пленники стояли на коленях в колеблющемся свете факелов, устремив взор в землю, избегая смотреть на прохаживающегося перед ними фламандца. Они не молили о пощаде, понимая, что помилования не дождутся и униженные вопли прольются из их уст понапрасну. Великий прево пожинал плоды победы. Он, ощущавший любимые запахи и звуки, считал себя вполне счастливым. Кровь и металл, тяжёлое дыхание и треск смоляных факелов, бряцание оружия и чад прогоревшего костра соединялись в соблазнительный унисон, какой только и может потешить искушённого солдата. Это он, Тристан, а не шотландские гвардейцы, выслужился перед королём, расправившись с лесными братьями. Он, доблестный страж Людовика, вновь устерёг покой хозяина. Великий прево поморщился. Пронзённое стрелой, огнём горящее плечо портило ему упоение триумфом, давало о себе знать всё больше и больше.

— Каковы наши потери, Ле Пикард? — спросил Тристан.

— Один убит, господин прево, — ответил тот, кого назвали Ле Пикард.

— Кто именно?

— Пти-Андре, господин прево! Ему перерезали глотку кинжалом.

— Вздёрнуть их всех во имя короля Людовика, господина нашего! За Пти-Андре! — приказал Тристан, кивком головы указав на трясущихся от страха пленников. — Эй, Анрие Кузен, где дьявол тебя носит?

— Я здесь, монсеньор! — с готовностью отозвался палач, выступив перед грозным начальником. — Вы ранены, господин! — показал он пальцем на обломок стрелы и мокрый от крови рукав.

— Болван! Как будто я сам не знаю, — буркнул Тристан с любезностью раздражённого пса, которому мешают глодать кость. — Одного из этих субчиков прихвати с собой да повесь на дубе возле замка, чтобы другим неповадно было посягать на заповедные леса.

Он склабился, слушая крики и проклятия казнимых. Чёрные тени плясали по разорённой поляне, дёргались в агонии — казалось, демоны справляют здесь свой шабаш.

Завершив страшную работу, отряд тронулся в обратный путь. Анрие Кузен, насвистывая, тащил за собой упирающегося, привязанного за руки к луке седла бродягу. Тристан, как прежде, ехал впереди. Раненая рука неподвижно висела вдоль тела. Подчинённым думалось, что начальник их не чувствует ни боли, ни усталости, настолько невозмутимо было его побледневшее лицо. Но учащённое дыхание и крупные капли пота на лбу красноречивей всяких слов говорили о его состоянии. Тристана одолевала непрошенная слабость, голова кружилась, хотелось лечь, но он, упрямо превозмогая недомогание, держался во главе отряда. Вернувшись в Плесси-ле-Тур, Великий прево приказал страже разбудить Жака Куактье, которому велел заняться раной и увечьями своих людей.

— Только попробуй, мерзавец, приложить жареную мышь! — злобно проворчал он сквозь зубы, сдаваясь на милость эскулапа.

Тристану вспомнился далёкий уже вечер, когда Людовик, скрыв одеяние под длинным, до пят, серым балахоном, а лицо под низко надвинутым капюшоном, приказал ему и Куактье сделать то же самое. Они отправились в монастырь при соборе Парижской Богоматери для встречи с отцом Клодом Фролло, чья слава учёного и лекаря достигла ушей короля. Государь повелел Тристану остаться у дверей, а сам с Куактье вошёл в келью. От скуки Великий прево слушал доносящиеся в коридор голоса, особенно хорошо различимые, когда собеседники, волнуясь, повышали тон. Тогда-то и запомнились ему разглагольствования придворного медика о лечении огнестрельных ран. Тристан на собственном опыте имел возможность убедиться, что ни мыши, ни кипящее масло не исцеляют ран — ни огнестрельных, ни от стрелы или клинка, словом — никаких. Однако сейчас ему ничего не оставалось делать, кроме как прибегнуть к помощи ненавистного Куактье. И он, кусая губы, чтобы ненароком не вскрикнуть, стоически терпел, пока лекарь, разрезав рукав, вытаскивал застрявший наконечник, отворяя запертую им кровь, прижигал и промывал рану. Выпив по настоянию Куактье красного вина, Тристан с помощью слуг избавился от доспехов и одеяния и, оставшись в одиночестве, позволил себе лечь. Он мгновенно провалился в чёрную яму без сновидений. Он подрагивал от озноба и жалобно стонал во сне, но уже этой его слабости никто не видел.

* Туаз — французская единица длины, приблизительно 1,9 м. Длинный, как туаз — о человеке высокого роста.

** Godverdomme! — Твою мать! (флам.)

========== Глава 12. Старуха Сибиль ==========