Тристен 15–28.VII.1916: ко дню 225-летия Л.-Гв. Кексгольмского полка, 1710 — 29/VI — 1935

«Звуковой эффект был огромный. Ни одной минуты не было перерыва в грохоте выстрелов и разрывов… Но, вместе с тем, нельзя было сказать, что зрительное впечатление было столь же внушительно, как и звуковое. Вполне определенно сказывалось недостаточное количество артиллерии, главным образом мортирной и тяжелой. Невольно приходило на ум сравнение нашей артиллерийской подготовки с немецкой и, конечно, сравнение это было не в пользу нашей. У немцев действительно создавалось впечатление батальной картины: весь атакуемый участок заволакивался черными, зеленоватыми и белыми разрывами, к которым примешивались еще облака пыли и земли. Создавался форменный ад, превращавший защитников окопов в морально подавленных и даже обезумевших людей. Мы со своим огнем были, конечно, много скромнее. Но, во всяком случае, картина, представлявшаяся взору с наблюдательного пункта, откуда был виден почти весь фронт нашей дивизии, по своей внушительности превосходила все то, что нам приходилось видеть и создавать при прежних подготовках.»[9]

Вот другое впечатление наблюдателя из глубины Корпусного резерва — Волынца Кривошеева:

«Отдаленный мягкий звук, похожий на раскат грома, дальнобойных пушек сливался с более резким кряканием 6-ти дюймовых орудий, а в промежутках между ними, как горохом, резко и звонко пересыпали легкие полевые батареи.

— «Засмеялась наша артиллерия», острил унтер-офицер Трофимов. — Действительно, этот гул напоминал сатанинский хохот».

А там, — в окопах первой линии, — откуда трепетно наблюдали за ходом артиллерийской подготовки пехотной атаки на проволоку, бруствера и батареи, запечатлевался скромный ответ на неудовлетворенность самого артиллериста: «С первых же очередей стало ясно, что задача артиллерией будет выполнена: взлетали на воздух вывороченные колья. Сильное впечатление произвела на всех нас артиллерийская подготовка: мы были не избалованы ею и, в прошлом, обходились часто и без нее. Кое-где загорались хаты. Снаряды ложились точно», — это воспоминания о бое 15 июля Командира 8 роты Андрея Барковского.[10]

Неприятельская артиллерия почти не отвечала, отчасти скованная огнем двух 42-лин. пушечных батарей и 2-й и 5-й батарей Бригады, отчасти притаившись в ожидании разгадки нашего замысла и на случай нашего перехода в атаку. Инициатива огня оставалась явно в наших руках. Неприятель же имел много оснований предполагать, что наш истинный удар заносится где-то правее, скорее на высоте, начавшего, одновременно, демонстрацию I. Гв. Корпуса, но только не здесь — против сильнейшего участка его обороны.

Перед полуднем в ясной синеве неба зареяли неприятельские аэропланы, крутясь над окопами, снижаясь над лесом, разведывая и сбрасывая бомбы. Вокруг них стали вспыхивать клубки разрывов наших шрапнелей, а густой Трыстеньский лес не выдал своей тайны.

Около полудня, австро-германцы поняли, однако, серьезность нашей подготовки и открыли артиллерийский огонь, сначала редкий, рассеянный по тылам, а к 12 1/2 ч. более сильный и сосредоточенный по нашим окопам и резервам на опушке леса. Но было поздно: наша подготовка к пехотной атаке была закончена.

Уже к 11 час. проходы в проволочных заграждениях на участке 2-го б-на были готовы, и Полковник Ядыгин «выразил по телефону свое удовлетворение» Командиру 3-й батареи Капитану Саксу, которого, однако, «поразила невеселая интонация его голоса». — Сакс мало знал Д. Г. Ядыгина и не знал еще, что это был истинный герой, лишенный всякой героичности.

Уже в 12 часов Кексгольмские разведчики, заложенные ночью впереди окопов, доносили по телефону, что проходы сделаны, но, что каждый проход пока еще был не более 20 шагов ширины, а самый правый еще поменьше, — там артиллерийскому наблюдателю очень плохо была видна проволока.[11]

Полевые батареи, пробивавшие проходы, продолжали свою работу и зорко следили, чтобы неприятель не забросал проходов рогатками.

В окопах же «с первых выстрелов все были наготове и следили за результатами попаданий. Все время слышались разговоры и шутки». Около 11 ч. утра в окопе 8 роты, примыкавшем к лесу, побывал Начальник Штаба Генерал Кузнецов. — «Всегда серьезный, он теперь улыбался и шутил с солдатами».[12]

«Солнышко светило на безоблачном небе», вспоминает Волынец Кривошеев (добавим: прямо в глаза неприятелю) — «и невольно вспоминались слова приказа генерала Безобразова… Св. Равноапостольный Князь Владимир — Красное Солнышко, казалось, ласково глядел на нас с небес. Светло и радостно было в природе…»

Но точнее всего готовность Кексгольмцев к атаке и победе прозвучала в сердце и запечатлелась в мысли чуткого, тогда еще юноши, но уже искушенного довольно в боевом опыте, храброго и вдумчивого Андрея Барковского: «судьба предстоявшего боя была уже решена. Морально мы уже были победителями».