Трюкач

А режиссер?. Ломакин сначала съездил было к Егору. В Москву. Режиссер Брадастый со свойственной ему моторностью с места в карьер пророкотал, что в нынешних условиях из всех искусств для нас важнейшим является что угодно, только не кино. Что любой директор кинотеатра отдаст зал в аренду под склад. Что еще можно открыть в Ударнике публичный дом, а если его сделать невысокого разряда, то все посадочные места легко представить, как использовать, – и получится прибыльное валютное заведение. Он рокотал, что раньше никто не считал денег и кино было занятием азартным, а теперь про какого-нибудь Дерьмаша вспоминаешь с невольной нежностью: эх, распоследний убогий фильм окупался, ибо за ним стояло Госкино, государство, эх!

– Мне нужен режиссер, – перебил его Ломакин.

– Ну, я режиссер! – сказал режиссер. – А еще я директор малого предприятия – «Квадрига». Транспортные услуги… Наливай-наливай, буду.

– Завязал с кино?

– Я?! Завязал?! Я лучше пить завяжу!

– Ну, так тогда…

– Нет, слушай! Вот я – классный, с двадцатилетним стажем, организатор производства. У нас же режиссер – это на девяносто процентов выбивание, доставание, умение считать и способность реализовать себя на очень короткой дистанции.

– Ну, так тогда…

– Нет, слушай! Что мне нужно? Собственная киностудия. Да? Да. Чем занимаюсь? Транспортными услугами. Да? Да. Тебе ничего не надо перевезти случаем? Ну-ну. Наливай. Идем дальше. Во ВГИКе все мы проходили фильмопроизводство…

– Я не проходил. Я не был во ВГИКе.

– Вот и слушай. Беру нормальную смету фильма и смотрю, где наиболее уязвимое место? Вижу графу: транспорт. Значит, этой проблемы у меня уже нет – как у режиссера и одновременно начальника транспортного цеха. Второе: спецтехника. Соображаю: нет смысла приобретать, есть смысл брать у первой попавшейся студии в аренду при условии, что снимать надо быстро, а я всегда снимал быстро. Третье: громоздкое производство и обработка пленки. С тех пор, как мы НЕОЖИДАННО выяснили, что пленка Свема равно, как и Тасма, почему-то не лучшая в мире, тут же появилось несколько контор, обрабатывающих пленку Кодак, – и они с удовольствием окажут такую услугу за сравнительно смешные деньги. Четвертое и последнее: актеры. Держать актерские отделы, плодить микроначальников – роскошь. Возник элементарный рынок актеров – да, со своими амбициями, со своими гонорарами, но им, в принципе, теперь неважно, в какой кассе получать. Даже и за рекламу. Вон даже покойный Леонов, царствие небесное ему, рекламировал что-то, во что не верил. Ничего, конечно, зазорного. Во всем мире актеры что-либо рекламируют. Но степень беззащитности наших великих такова, что, не они выбирают, а их выбирают… Наливай! За тех, кто ушел… О чем я?

– О рекламе.

– Нет, не о рекламе. Ты слушай, слушай. Я о собственной киностудии…

– Ты директор малого предприятия «Квадрига», Егор… – царапнул Ломакин.

– Вот! Я и говорю! Я же только что тебе объяснил, – все проблемы фильмопроизводства решены! И главная, – транспортная. Ведь в, так сказать, дорыночную эру от кого больше всех зависела киногруппа? От министерства культуры? Хрен! От Госкино? Хрен! От родного директора студии? Хрен! А от кого, спрашиваешь? Тебе интересно от кого?!

– Я не спрашиваю. Мне неинтересно… – осек Ломакин, стараясь ослабить напор.

– Нет, слушай! От автобазы! Она, будучи независимой, могла послать в любой момент куда подальше, но – пешком! Понял?

– Нет. Не понял, Егор. Ты, директор автобазы, сейчас таким образом самоутверждаешься, мол, прежде всего я режиссер. Или ты с заранее обдуманными намерениями сел начальником транспортного цеха, планируя в обозримом будущем вернуться в кино? Что первично?

– С заранее обдуманными намерениями, Витек, с заранее.

– Ну, так… тогда…

– А первична, Витек, – материя. Понял?

– Понял. Пойду я, а?

– Сядь. Налей. Что там у тебя за кино?

У меня пока нет кино. И собственной студии.

– Вот и сядь. И налей. Ну?

… ОН, разумеется, выбрал автобус. Выбор-то небогатый: рельсов здесь отродясь не проложат, а вертолет-самолет излишняя роскошь для регулярных рейсов из пункта А в пункт Б при расстоянии между пунктами триста километров. То ли глубинка, то ли, курорт: гористо-лесисто, где-то неподалеку – море или, верней, озеро. Пустынно. Как в глубинке. Как на курорте, где приезжих по пальцам пересчитать – южные здравницы, судя по информации агентств, нынешним летом превратились в южные упокойницы. ОН выбрал автобус. Триста километров – это пять часов, и он уже на съемочной площадке, среди своих. Телеграмма: СТАРИК, ТЫ НУЖЕН. Что там у них стряслось?

Ломакин решил никак не называть героя. Просто ОН, каскадер, по первому зову собравший чемоданчик со спецснаряжением и спешащий на съемки – в глубинку, на курорт. Да, самолетом, но до площадки – будь добр, автобусом. Не пехом же, не трусцой. И не автостопом – лишь беспечный ездок тормознет машину, чтобы подобрать неизвестного, у которого неизвестно что на уме, когда вокруг творится неизвестно что… – Автобус и только автобус.