Триумф безголовых

– Вон тот! – повторил я. – В канафирском плаще и с родинкой на лбу! Он вылил в твою кружку из флакона какую-то жидкость!

В моем подвешенном состоянии было трудно вертеть головой, но я тоже кое-как обернулся. И увидел, что показываю на пустое место. Поняв, что его разоблачили, злоумышленник не стал рассиживаться почем зря, а решил под шумок скрыться.

Впрочем, до двери он еще не добрался и я без труда его высмотрел.

– Вот он! – обрадовался я, указывая на мелькающий в толпе плащ с талетарской вышивкой. – Это он, точно тебе говорю!

– А ну замри на месте, грязный бахор! – взревел кригариец, грубо отшвыривая меня в сторону. – Ты, который у выхода! Эй, я кому сказал – стой и не двигайся!

После его свирепого рыка все в кабаке замерли и притихли. Все, кроме одного – того, к кому монах и обращался. Ван Бьер обозвал этого типа бахором – нищим наемником с запада, – только из-за его плаща. В действительности же, судя по цвету его кожи, он был не из Канафира и вообще ничем не отличался от местного горожанина.

Разозленный тем, что его приказ не выполнен, Баррелий схватил табуретку, собираясь запустить ею в беглеца. Но тот успел выскочить за дверь, и кригариец не стал ломать мебель. Вместо этого он подобрал с лавки свой меч и кинулся в погоню, не желая отпускать мерзавца, который, вероятно, покушался на его жизнь.

У меня не оставалось выбора кроме как рвануть за ван Бьером, ибо мне не улыбалось торчать одному среди взбудораженного пьяного сброда.

Человек в плаще улепетывал резво, надеясь оторваться от пьяного преследователя. Но тот лишь с виду казался увальнем. Когда дело доходило до драки, кряжистый пузатенький монах двигался с завидной скоростью и точностью. Беглец сразу это понял, но не отчаялся и решил сопротивляться. Только не в открытом бою, поскольку явно был в курсе, с кем связался. Любитель убивать исподтишка не отступил от любимой тактики. И, пробегая мимо очередной подворотни, юркнул в нее.

Но Баррелий тоже был не лыком шит. Это против отравителей он, как любой другой на его месте, был бессилен. Но в схватке с убийцами у него хватало ума не попадаться на их уловки. Вот и теперь он не бросился наобум во мрак, а сначала подобрал валяющийся на улице, разбитый ящик и швырнул его в подворотню.

Тут же раздался щелчок, и вылетевший из подворотни арбалетный болт ударился в каменную стену на другой стороне улочки. Судя по величине стрелы – или даже стрелки, – беглец стрелял из совсем небольшого оружия. Такого, которое удобно носилось под плащом и быстро перезаряжалось. Дабы не нарваться на вторую стрелу, кригариец обнажил свой короткий меч-«эфимец» и ринулся навстречу опасности.

Завидев угрозу, беглец выронил разряженный арбалет и, сорвав с себя плащ, швырнул тот навстречу монаху. Ловкий трюк! Без сомнения, убийца долго отрабатывал такой бросок, способный ошеломить и отвлечь противника. Вот только к Баррелию это не относилось. Собери он все плащи, которые когда-либо швыряли ему в лицо, то мог бы сшить из них парус, и не один. Поднырнув под обманку, ван Бьер тут же рубанул мечом примерно на уровне колен. Потому что знал – одновременно с финтом враг сделает выпад.

Если бы этот трюк удался, монах напоролся бы на саблю, едва налетев на плащ. Но вместо этого она лишь пронзила воздух да сам плащ в придачу. Зато кригарийскому «эфимцу» повезло больше. Он рассек противнику голень опорной ноги, и отравитель, потеряв равновесие, упал на четвереньки.

Саблю убийца при этом не выронил. И тотчас нанес новый удар, даже будучи в невыгодной позиции. Клинок рассек воздух там, где ван Бьер только что находился, и тоже мог бы зацепить ему ноги, кабы он вовремя не отпрыгнул.

Разумеется, отравитель не собирался стоять на четвереньках. Перекатившись через плечо, он хотел вскочить на ноги, но ему помешал брошенный монахом повторно ящик. Который разбился противнику о голову, и тому уже потребовалось время, чтобы прийти в себя. Только это не принесло ему облегчения. Едва он очухался, так сразу понял: разбитая макушка и звон в ушах были наименьшими из его бед. А наибольшая уперлась лезвием ему в горло и рассекла кожу на кадыке…

В этот момент я и догнал кригарийца.

Уложив поверженного врага на живот, он схватил того за волосы и пытался добиться правды. Но даже удары лицом о мостовую и врезающийся в шею клинок не заставили пленника говорить. Он издавал лишь мычащие звуки да хрипы, которые совершенно не нравились монаху в качестве ответов.

– Проклятье! Кажется, я догадываюсь, о чем ты хочешь сказать. А ну-ка проверим… – Ван Бьер снова впечатал рожу убийцы в брусчатку, а затем перевернул его на спину, разжал ему челюсти и стал ковыряться пальцами у него во рту. – Да этот сукин сын не притворяется – ему и правда нечем с нами болтать! У него там пусто!

– Он что… сам себе откусил язык? – спросил я, скривившись от отвращения.

– Если и откусил, то очень давно, – ответил Пивной Бочонок, вынув пальцы изо рта пленника и вытерев их о его одежду. – Хотя, сдается мне, что с вырезанием языка ему помогли. После того, как он стал членом Плеяды Вездесущих.