Триумф экстаза

— У меня всегда были подозрения по поводу девочки, так как Оливия очень быстро привязалась к ней. Но как я уже говорил, когда Оливия забеременела, она будто сошла с ума. Стала плохо обращаться с Марией, кричала на бедную девочку, когда та оказывалась поблизости. Именно тогда Оливия меня перестала пускать к себе в постель и сообщила об отвратительной связи с Аароном. Полагаю, она тогда же порвала свои отношения с Рамеро, потому что он попытался шантажировать Оливию дочерью, и Оливия бросила ему вызов. Она притащила Марию в мой кабинет — Господи, я никогда не забуду эту испуганную бедную девочку! И там Оливия похвасталась: «Познакомься с моим отродьем-полукровкой!»

— Как это бессердечно! — задохнулась от возмущения Эмили.

Эдгар печально кивнул и продолжил свой рассказ:

— Во всяком случае, после этого Рамеро бросил девочку, а вскоре мы узнали, что его убили в Хьюстоне. У меня были серьезные подозрения насчет того, кто это сделал.

Глаза Эмили стали огромными.

— Ты имеешь в виду Аарона?

— Да, в то время ходили слухи, что именно Райс затеял поножовщину. Полагаю, Аарон не забыл о связи своей сестры с Рамеро.

— Знаешь, странно, что у Оливии не было ребенка от Аарона, — заметила Эмили.

Эдгар пожал плечами.

— Меня это не удивляет. Райс никогда не отличался особыми мужскими достоинствами.

Эмили помолчала, потом с тревогой спросила:

— Аарон никогда не проявлял интереса к Марии? Эдгар покачал головой.

— К счастью, Мария совсем не была похожа на Оливию, и, по-моему, Аарон заставил себя забыть о девочке, так как она болезненно напоминала ему о собственной неполноценности. Кроме того, я не пускал Райса на плантацию с того самого момента, как узнал всю эту грязь. Я бы и Оливию тоже вышвырнул вон, если бы не ее беременность.

— Уверена, что жизнь для тебя превратилась в ад. Но что же произошло, когда родились твои сыновья?

Эдгар вздохнул и провел рукой по волосам.

— Я попытался быть с Оливией вежливым ради близнецов. Ей-то было все равно. Она с самого начала не обращала на детей внимания. Но прошло какое-то время, и Оливия перестала меня игнорировать. Вскоре после рождения близнецов в ней вновь пробудилась похоть. Теперь рядом не было ни Рамеро, ни Аарона, поэтому она начала дразнить меня, соблазнять. Но я питал к ней только отвращение. Мой отказ поверг ее в ярость. Однажды ночью она напилась, надела самое откровенное черное платье, накрасила лицо и сказала: «Позволь мне стать твоей шлюхой, Эдгар!» Господи, я едва не убил ее в ту ночь!

Эмили всплеснула руками:

— Так вот почему ты так рассердился на меня, когда я… Эдгар грустно кивнул:

— Да, наверное. Это была самая худшая ссора между мной и Оливией. В конце концов я потащил ее наверх и запер в комнате до тех пор, пока она не проспится. К счастью, на следующий день я уехал на собрание избирателей, а потом началась война. А когда вернулся… Господи, иногда я жалею, что вообще вернулся!

Глядя на страдания мужа, Эмили осторожно сказала:

— От Дэвида я знаю, что произошло, когда ты приехал домой.

Эдгар высоко поднял брови.

— Дэвид тебе рассказал?

— Да. Но я хочу услышать это от тебя. Эдгар тяжело вздохнул.

— Я приехал домой и нашел Оливию в постели с Дэвидом. Ты знаешь, как она смеялась над моей яростью? «А чего ты ожидал, Эдгар? Ты же пренебрег обязанностями мужа!»

— Как это жестоко!

— Именно тогда я попытался ее убить. Дэвид остановил меня, ударив по голове, и Оливии хватило времени, чтобы схватить детей и убежать. — Голос Эдгара дрогнул. — Господи, зачем она их взяла? Ей всегда было наплевать на детей! Она сделала это, чтобы досадить мне!

— И ты погнался за ними?

— Да. Оливия никогда не умела править коляской. Шел дождь, прогремел гром, кони понесли. Господи, когда я увидел, как они летят с обрыва… — Эдгар задохнулся, потом охрипшим голосом продолжил: — Я нырял в воду снова и снова, один раз чуть и сам не утонул, зацепившись за корягу. Наконец я понял, что уже слишком поздно.

Эмили погладила мужа по руке.

— Мне так жаль, дорогой. Я даже представить себе не могу, какие мучения вы с Дэвидом испытывали потом. А что Мария?

— Если что-либо слышала или видела, то никогда не упоминала об этом. Знаешь, мучительнее всего то, что я по сей день не знаю наверняка, были ли близнецы моими детьми.

— О Боже! — Эмили обняла мужа, слезы сострадания затуманили ее глаза. — Несмотря ни на что, ты любил своих сыновей, правда?

— Да. Любил.

— Я теперь, Эдгар, понимаю, почему ты закрылся от всех после гибели близнецов.

— Тогда над моей жизнью словно опустился занавес. Вина за гибель мальчиков сводила меня с ума. Смерть Чарлза и Амелии и те жестокости, которые я видел на войне, — все это довело меня почти до безумия. Я отослал Дэвида в школу, так как видеть его не мог, хотя понимал, что он не виноват. Мария… боюсь, что я просто не обращал внимания на девочку, да простит меня Бог.

— И так прошло пять лет. А потом ты женился на мне.

— Да.

— Почему, Эдгар?

— Почему? Думаю, потому, что я встретил любовь всей моей жизни во время войны, когда поцеловал самые сладкие губки на свете.

— Ты помнил и узнал меня?