Триумф глобализма. Конец истории или начало?

В-третьих, важно осознавать переходный характер борьбы новых национализмов, возникших в Восточной Европе и Советском Союзе. Это родовые муки нового и в общем (хотя и не во всем) более демократического порядка в этом регионе, возникающего при закате коммунистических империй. И есть основания ожидать, что многие из новых национальных государств, которые возникнут в этом процессе, будут либеральными демократиями, а их националистические движения, сейчас ожесточенные борьбой за независимость, созреют и в конечном счете пройдут тот же процесс «турцификации», что и в Западной Европе.

Принцип легитимности на основе национальной идентичности в значительной мере возобладал и в третьем мире после Второй мировой войны. Туда он пришел позже, чем в Европу, потому что индустриализация и национальная независимость тоже появились там позже, но влияние его оказалось точно таким же. Хотя относительно мало стран третьего мира после 1945 года были формальными демократиями, почти все они отказались от религиозных или династических титулов легитимности ради принципа национального самоопределения. Новизна этих националистических движений означала, что они стремятся к самоутверждению энергичнее, чем старые, лучше оформленные и более самодовлеющие аналогичные движения Европы. Например, панарабский национализм был основан на той же тяге к национальному единению, что национализм Италии и Германии в девятнадцатом веке, но он не привел к созданию единого и политически интегрированного арабского государства.

Однако подъем национализма в третьем мире в некоторых смыслах ограничил международный конфликт. Широкое признание принципа национального самоопределения – не обязательно формального самоопределения путем свободных выборов, но права национальных групп жить независимо на своей традиционной родине – очень затруднило всем попытки военной интервенции или территориальных приобретений. Мощь национализма третьего мира почти повсеместно одержала триумф независимо, по всей видимости, от относительного уровня технологии или развития: французов изгнали из Вьетнама и Алжира, США – из Вьетнама, Советы – из Афганистана, ливийцев – из Чада, вьетнамцев – из Камбоджи, и так далее. Основные изменения, произошедшие в мировых границах после 1945 года, были в основном связаны с разделением стран вдоль национальных разделительных линий, а не присоединения территорий – например, разделение Пакистана и Бангладеш в 1971 году. Многие факторы, делающие территориальные завоевания невыгодными для развитых стран – быстрая эскалация военных расходов, в том числе расходов на управление враждебным населением, возможность развития национальной экономики как более надежный источник богатства, и тому подобное, – все это применимо и к конфликтам между странами третьего мира.

Национализм остается более интенсивным в третьем мире, Восточной Европе и Советском Союзе, и здесь он продержится дольше, чем в Европе или в Америке. Динамизм этих новых националистических движений, по всей видимости, убедил многих жителей стран с развитой либеральной демократией, что национализм есть клеймо нашего века, – но они не заметили заката национализма у себя дома. Любопытно, почему люди верят, что столь недавнее историческое явление, как национализм, будет отныне неотъемлемым элементом социального ландшафта. Это экономические силы поощрили национализм путем смены классовых барьеров национальными и создали в этом процессе централизованные и лингвистически однородные сущности. Те же самые экономические силы поощряют сегодня устранение национальных барьеров путем создания единого мирового рынка. И тот факт, что окончательная политическая нейтрализация национализма может не произойти при жизни нашего поколения или следующего, не отменяет перспективы, что она когда-нибудь случится.

Тихоокеанский Союз