Триумф графа Соколова

Соколов подошел к клетке. Злодеи уже успели прийти в себя, они с воплями отчаяния безуспешно пытались раздвинуть прутья.

Увидав Соколова, дружно, словно сговорились, упали на колени, простерли руки к сыщику, завопили:

— Простите нас! Мы навсегда покинем Россию, не будем вредить ей.

— Кто сжег прокурора Александрова, вы?

Злодеи, опустив головы, молчали.

Соколов презрительно покачал головой, сквозь зубы произнес:

— По гнусным мордам вижу — ваша работа. Признаётесь?

Эдвин, с надеждой вглядываясь в лицо Соколова, произнес:

— Да, мы трое! Но вы должны понять — это есть политическая борьба за свободу пролетариата.

Соколов грозно свел брови:

— Вот как! А пролетариат вас просил об этой услуге? Кто раздувает пламя ненависти, тот не должен жаловаться, что это пламя спалит его. Молитесь! Через минуту вы, словно вонючие жупелы, будете гореть гнусным пламенем.

— А для чего же я признался? — завопил Эдвин.

— За признание отплачу: закажу в церкви по всем троим панихиду. Заодно узнаете, что чувствовал убитый вами прокурор Александров.

Соколов брызнул керосин в печку на дрова и полил вокруг на дощатый, сухой пол.

Жертвы бились о прутья головами, вопили, сыпали проклятиями.

Соколов достал совком из печи горящую головешку, швырнул ее на пол. Весело заплясал огонь.

Истошно завопили жертвы собственного зверства.

Вдруг все вспыхнуло порохом.

Соколов еле успел выскочить во двор.

Благодарность

Сыщик медленно, словно после тяжелой работы, вышел на Садовое кольцо.

Гремели трамваи, несся с веселым гиканьем лихач, тяжело груженную подводу, упираясь в обледенелую мостовую, тащил битюг с лохматыми ногами, мальчишки с веселым хохотом гонялись друг за другом.

Соколов отвязывал жеребца и слышал веселый треск пожара.

Порой ему мерещилось, что слуха достигают жуткие крики жертв.

Соколов перекрестился:

— Господи, прости меня! Но ведь ты сам учишь: «Какой мерой отмеряете другим, такой и вам воздастся!» Эти злодеи обидели меня — я их прощаю. Но больше того, они искали погубить мою Россию. За это им воздаяние. Закон жизни: кто творит зло, от зла и погибнет. Аминь!

В этот момент страшно грохнуло, зазвенели, вылетая, стекла из окон. Соколов с досадой поморщился: «Это взорвался динамит, приготовленный для Государя! Я совсем забыл про взрывчатку!»

Он помчался на отдохнувшем жеребце в охранку с докладом. Оглянулся: уже высоко полыхало жаркое пламя. Со всех сторон сбегались любопытные. Даже трамваи тормозили, и пассажиры упирались лбами в разрисованные морозом окна, глядели с ужасом и любопытством на пожар.

Хотя хотелось скорее добраться до службы, но сказал себе:

— Обещание, тем более покойным, надо выполнять!

Остановился на углу, не доезжая до Красных ворот.

Возле городского училища забросил на тумбу вожжи, а сам зашел в церковь Трех Святителей.

В храме, после светлой улицы, царил полумрак, тускло светились красные лампадки, строго глядели лики с древних икон. Небольшой хор старушек-прихожанок пел умильными голосами «Ныне отпущаеши…».

Соколов остановился возле иконы Богородицы, намоленной им еще с детства, со всей искренностью благодарил за избавление от смерти и за помощь в должном воздаянии татям.

Сыщик заказал панихиду для трех новопреставленных — Эдвина, Михаила и Иосифа.

Благолепный священник отец Николай Воробьев, оправив седую, в мелких завитках бороду, осенил крестным знамением Соколова:

— Пошли тебе Господи успехов всяческих в борьбе со смутьянами и прочей мерзостью.

— Аминь! — живо откликнулся Соколов, поцеловал батюшке большую мягкую руку, пахнущую елеем, перекрестился и теперь уже без остановок полетел на Тверской бульвар.

В лицо бил суровый ветер. Соколов, столько переживший в последнее время, с наслаждением вдыхал в себя здоровый холод и все гнал и гнал жеребца.

Глава VII СОКРОВИЩА СТАРОГО ВЗЛОМЩИКА

Разногласия

Мартынов уже был в своем кабинете. Да не один. В мягком кресле возле стола сидел Джунковский, который только что за нераспорядительность распекал начальника московской охранки.

Джунковский радостно обнял Соколова:

— Живой? Ну слава Господу! Отравить тебя хотела? Ну и ну… У такого прекрасного человека, как полковник Хайрулин, такая дочь выросла. Уму непостижимо. У порядочных родителей нынче какие-то нравственные уроды родятся. Но главное, что ты, мой друг, жив!

— А что со мной случится? — невозмутимо отвечал Соколов. — Служба у нас спокойная, тихая.

Джунковский расхохотался.

— Тише некуда! В твоем подъезде — четыре трупа. — Перешел на серьезный тон: — Один убитый — сторож твоей усадьбы?

— Сторож, бывший шнифер и очень порядочный человек.

— Прими соболезнования! Но и поздравления. Идентифицировали остальных троих — опасные убийцы, судимые неоднократно. Все входили в боевую группу большевистской партии и давно находились в розыске. В последнее время выполняли партийные поручения — устраняли неугодных Ленину людей. Возможно, среди их жертв — прокурор Александров.

Мартынов счел нужным вставить слово: