Триумф графа Соколова

Вернемся, однако, к нашим событиям.

С исчезновением прокурора эта громадная, хорошо отлаженная машина пришла в действие. Сыщики уголовной и тайной полиций (подозревалась политическая подоплека) сбились с ног, встречаясь с осведомителями, проводя в притонах и подозрительных квартирах обыски.

Незаинтересованное отношение начальника охранки Мартынова к поимке тех, кто шантажировал Гарнич-Гарницкого, объяснялось и тем, что слишком много сил было отвлечено на распутывание истории с прокурором.

Но теперь, с телеграммой, в которой изъявлялась монаршая воля, настроение начальника охранки относительно Соколова в корне переменилось.

Глухая стена

Граф Соколов после прогулки в прелестный утренний час по пробуждающейся Москве удобно расположился в столовой и, попивая чай, листал газеты.

Вдруг зазвонил телефон.

Это был начальник охранки. Мартынов с необычайной любезностью говорил:

— Дорогой Аполлинарий Николаевич, очень хочется вас увидать. Надо обсудить тревожащий всех вопрос относительно Александрова. Не затруднило бы вас, милый Аполлинарий Николаевич, ко мне заехать, а?

— Хорошо, буду через час.

…Соколов вновь пришел на Тверской бульвар, поднялся по знакомой лестнице дома № 22 к подполковнику Мартынову. Здесь его ждал приятный сюрприз — прибывший из Петербурга новый товарищ министра, в недалеком прошлом начальник московской охранки и приятель Соколова генерал Сахаров.

Генерал, сухой, подтянутый человек лет сорока, при виде Соколова вскочил с кресла, облапил знаменитого сыщика, расцеловался. Правда, для сей процедуры товарищу министра пришлось встать на носки, а Соколову малость пригнуться.

Сахаров радостно улыбался:

— Граф, сколько мы с тобой распутали сложных дел!

Они стали вспоминать, как минувшим летом занимались политическими убийствами в Москве — члена большевистской партии, важного осведомителя по кличке Хорек и его подруги, проститутки Клавки. Именно эти преступления в конечном итоге привели их в гнездо большевизма — в Австро-Венгрию, в деревушку Поронин, откуда всей подрывной и террористической работой руководил Ульянов-Ленин.

Но это были дела минувшие. Теперь им предстояло нечто новенькое.

Поговорив о разных пустяках, Сахаров спросил главное:

— Что вы, коллеги, думаете об исчезновении прокурора Александрова? Уже неделю полиция и охранка бьются над этим делом — без полезного результата. Государь меня на два дня для контроля сего дела в Москву прислал. И приказал ежедневно докладывать о ходе розыскной работы: «Надо дать понять террористам, что мы не позволим безнаказанно похищать важных государственных служащих».

Мартынов принял озабоченный вид, деловито добавил:

— И Государь прав. Доложу вам, Евгений Вячеславович, что московское начальство близко к сердцу приняло это загадочное происшествие. За ходом розысков внимательно следит градоначальник Москвы генерал-майор Шебеко. Генерал вчера наставлял меня: «О качестве нашей работы Государь будет судить по настоящему делу. Приказываю: отыскать преступников и предать их военному суду, который к бандитам будет беспощаден. Дважды в день — утром и вечером — жду докладов о ходе розыска».

Соколов невозмутимо отвечал:

— Чтобы решить задачу, надо знать ее условия. Мне известно лишь только то, что пишут газеты.

Сахаров строгим взглядом смерил Мартынова:

— Так что я должен докладывать Государю? Что Шебеко взволнован?

Мартынов вздохнул:

— Идут необходимые оперативные разработки. Изучаем частную жизнь прокурора. — Он открыл сейф, вытащил книги, бумаги. — Внимательно просматриваем записные книжки Александрова, его личный дневник, записи на полях «Списка абонентов Московской телефонной сети» и адресной книги «Вся Москва». Допрашиваем прислугу и сослуживцев. Увы, пока мы стоим перед глухой стеной. Молчат и наши осведомители — сказать нечего.

Версии, версии…

Сахаров поднял палец:

— Главный вопрос: кому понадобилось похищать прокурора?

Соколов возразил:

— Похищать? Почему, Евгений Вячеславович, ты так уверенно это заявляешь? Это лишь одна из версий. Не ты ли сам много раз говорил, что должно быть восемь рабочих версий. Хотя, правду сказать, я не понимаю магии сей цифры. Может, прокурор сам решил исчезнуть? Надоело все: служба, жена, за которой увиваются десятки поклонников, угрозы и проклятия осужденных, вид конвойных и преступников. А тут, к примеру, громадный карточный долг, который отдавать нечем. Взял да враз со старой жизнью покончил. Уехал в какой-нибудь Алатырь с пароходной пристанью, двумя монастырями, винокуренным производством, с мужской прогимназией и милыми провинциальными барышнями. А прокурор еще не старый…

— Сбежал от семейного очага, как Лев Толстой?

В разговор вмешался Мартынов: