— Выпьем за настоящую партийную дружбу. И прошу, граф, зовите меня просто — товарищ Инесса. Давайте споем любимую песню Ильича — «Интернационал»!
Арманд негромко затянула:
Соколов не подпевал. И не только потому, что не сочувствовал «проклятьем заклейменным», а по более прозаической причине — он не знал слов.
Потом Арманд пила еще, а после этого села за рояль, заиграла веселенькую мелодию и, задорно притоптывая по ковру, запела куплеты из новейшего сборника шансонеток:
Вдруг выскочив из-за рояля, начала задорно выкрикивать фривольные слова и с неожиданной прытью высоко выкидывать ноги, так что стали видны подвязки и голубое исподнее.
Когда песни революции и публичных домов были спеты, Арманд, тяжело дыша, плюхнулась в кресло. Она приказала:
— Граф, прошу шампанское!
Вдруг спохватилась:
— Ах, сладкий мой граф, мы еще не пили на брудершафт!
Увидав, что железный граф малость побледнел, словно ему придется целоваться с гремучей змеей, поспешила добавить:
— Мы уже не дети. Вы давно, еще с нашей встречи в Поронине, унесли мой покой. Да, я хочу вас. Я очень завидовала своей счастливой сопернице — Вере Аркадьевне фон Лауниц. Когда в Поронине вы безжалостно поступили с Ильичем — сбросили его в реку с моста и бежали от полиции почти раздетый в горы, — все решили, что вы погибнете. Только Вера Аркадьевна кричала: «Граф всех вас переживет!» И еще, желая досадить, рассказала мне, как вас познакомил Григорий Распутин, как она сама, наплевав на приличия, пришла к вам в номер «Астории». — Арманд помолчала, нервно теребя бахрому на скатерти. Добавила: — И я пришла к вам, но не с пустыми руками. Я сегодня вам открою большую тайну. За нее много отдала бы российская охранка. И стало быть, вам весьма интересна.
Тут следует сделать небольшое отступление.
Ленин людей, особенно русских, не любил. Не любил в массе. Но был узкий круг самых приближенных единомышленников, милых сердцу вождя. И среди них он особо выделял Романа Малиновского.
Ленин делал все возможное, чтобы этого необразованного пролетария продвигать по партийной иерархической лестнице. Ильич основательно помог ему стать членом Государственной думы.
Так что две организации — охранка и большевики, независимо друг от друга, — продвинули Малиновского в народное собрание.
Случай забавный, но едва ли в истории России единственный.
Но был в партийной верхушке человек, который на дух не терпел этого высокопоставленного пролетария. Этим человеком была Инесса Арманд.
Это была чисто женская ревность к вождю. Властную и эгоистичную Арманд раздражало излишне дружественное, едва ли не любовное отношение Ленина к бывшему слесарю. Она не желала делить нежное отношение Ленина к себе ни с кем, тем более с этим дремучим пролетарием.
Кроме этого, есть безошибочный определитель — женское чутье, которое никогда не подводит. И это чутье заставляло подругу вождя бояться и ненавидеть Романа Вацлавовича, даже если бы не было других причин.
Арманд несколько раз закатывала Ильичу истерики, просила убрать Малиновского куда-нибудь подальше, доказывала, требовала — характер у великого вождя был твердый.
Малиновского он любил нежно, беззаветно.
И вот Арманд пришла прекрасная идея — политически скомпрометировать заклятого врага.
Соколов оказался в щекотливом, пожалуй, драматическом положении. Иметь агента в самом сердце большевистской партии — об этом можно только мечтать.
Но в отличие от женщины, мужчине в постели притвориться невозможно.
Соколов понял, что на этот раз ему очень трудно играть роль страстного любовника. Он чувствовал физическое отвращение к этой особе. И дело было вовсе не в том, что ей перевалило за сорок лет и что она была некрасива. Женщины в этом возрасте очень часто приобретают особую прелесть, полную чарующей женственности.
Атлета-красавца гораздо больше отталкивало сознание того, что это существо в юбке дарило свои ласки большевистскому вождю, который со всем своим миропониманием и идеями, рассчитанными на худшую часть рода людского, был отвратителен сыщику.
— Что не сделаешь для великого Отечества, — пробормотал Соколов.
— Вы о чем, граф?
— О долге и Отечестве, — загадочно отозвался сыщик.
Призвав на помощь актерское мастерство, сыщик изобразил на лице крайнюю степень огорчения:
— Ах, божественная! Вы — предел мечтаний любого мужчины.
— Не врете, граф? Ну так слушайте! Член Государственной думы Малиновский вас предает. Он делает вид, что честно осведомляет охранку, а на самом деле подсовывает дезинформацию, сочиненную Лениным.