Прежде чем ринуться в бой, прежде чем укрепить шлем и взять наперевес копье для убийственного удара, Лютер на миг, но только на миг, приподнимает меч для беглого вежливого приветствия. "Тебе я отдаю честь и должное, как никому другому". Он признает, что Эразм обошелся с ним "мягко и во всех отношениях сдержанно". Он добавляет, что Эразм, единственный из его противников, "уловил нерв всего дела". Но, принудив себя к такому приветствию, Лютер решительно сжимает кулак, становится грубым и, таким образом, оказывается в своей стихии. Он вообще отвечает Эразму лишь потому, "что апостол Павел велел затыкать пасть ненужной болтовне". И, обрушивая удар за ударом, с великолепной - чисто лютеровской - силой начинает гвоздить Эразма: "Он хочет ходить по яйцам и ни одного не раздавить, ступать между стаканов и ни одного не задеть". Эразм, издевается он, "ни о чем не хочет судить твердо и все же выносит нам приговор; это все равно что бежать от дождика, чтоб окунуться в пруд". Несколькими словами он обнажает противоположность между изворотливой осмотрительностью Эразма и своей прямотой и категоричностью. Для Эразма "удобство, мир и покой превыше веры", тогда как сам он не отступился бы от своей веры, "пусть даже весь мир ввергнется в распрю или вовсе потонет и превратится в развалины". И если Эразм в своем сочинении умно призывает к осторожности и указывает на неясность иных мест в Библии, которые ни один смертный не может толковать со всей уверенностью и ответственностью, Лютер кричит в ответ свое исповедание веры: "Без убежденности нет христианина. Христианин непоколебим в своей вере и в своих делах, иначе он не христианин". Кто нерешителен и тепл, кто сомневается в делах веры, должен раз навсегда уйти из богословия. "Святой дух не сомневается", - гремит Лютер. Человек хорош только тогда, когда носит в себе бога, и плох, когда на нем скачет черт, воля же человеческая ничтожна и бессильна перед провидением божьим. Однако постепенно эта частная проблема перерастает в значительное противопоставление; водораздел между двумя столь несхожими по темпераменту обновителями религии - противоположное понимание завета и миссии Христа. Для гуманиста Эразма Христос - проповедник человечности, отдавший свою кровь, чтобы избавить мир от кровопролития и раздора; Лютер же, ландскнехт бога, ссылается на Евангелие: Христос пришел "не мир принести, но меч". Христианин, говорит Эразм, должен быть терпимым и миролюбивым; тот христианин, отвечает непреклонный Лютер, кто ни в чем и никогда не уступает, поскольку речь идет о божьем слове, пусть хоть весь мир погибнет. Он резко отклоняет призыв Эразма к единству и взаимопониманию: "Оставь свои жалобы и вопли, против этой лихорадки не поможет никакое лекарство. Эта война - война господа нашего, он начал ее и не остановится, покуда не погубит всех врагов слова своего". Мягкие разглагольствования Эразма свидетельствуют лишь о недостатке подлинной Христовой веры, а потому пусть остается в стороне при своих достохвальных латинских и греческих трудах, или, говоря на добром немецком языке, - при своих гуманистических забавах, и не касается в "напыщенных словесах" проблем, которые может решать единственно человек верующий, и верующий всецело. Пусть Эразм, требует Лютер, раз и навсегда перестанет вмешиваться в религиозную войну, "поелику бог не дал тебе силы, потребной для нашего дела". Сам же Лютер следует зову свыше и потому тверд душой: "Кто я и что я и каким духом оказался причастен к этому спору - это я вручаю всеведущему господу, дело же мое не моей, а божьей волей было начато и доселе ведется".
Это письмо означает разрыв между гуманизмом и немецкой Реформацией. Эразмово и Лютерово, разум и страсть, общечеловеческую религию и фанатизм, наднациональное и национальное, многообразие и односторонность, уступчивость и упрямство не соединить, как воду с огнем. Где бы они ни сошлись на земле, стихия гневно шипит на стихию.