Враг был окончательно уничтожен; признание в своих летах — признание своего поражения. Победа досталась гораздо легче, чем она предполагала. Вернувшись домой, она с улыбкой взглянула на один из гардеробов, которым она принуждена была ввиду большого количества новых платьев заставить свою спальню. Для чего все эти безумные траты, лихорадочные приготовления, потраченные часы у лучших портных, у парикмахеров, массажистов… Для чего перемена всех привычек, образа жизни и речи… Для чего, когда конец оказывается таким простым. Стоило ли того? Клементина посмотрелась в зеркало. Она увидела счастливую женщину и засмеялась. Да, это стоило… Она выиграла гораздо больше, чем победу над бедной сестрой. В комнату вбежала Шейла.
— О, какая тетя красивая!
Она подозвала ребенка и обняла.
Все формальности, касающиеся дел Вилля Хаммерслэя, были закончены; личность матери Шейлы осталась загадкой. Ни в Лондоне, ни в Шанхае не нашли никаких документов о браке Хаммерслэя. В его бумагах не осталось никаких упоминаний о жене.
Наконец, за несколько дней до отъезда в Молхэм, Клементина сделала открытие.
От Хаммерслэя остался целый ассортимент костюмов, из какого-то кармана выпала пачка перевязанных тесьмой писем. Почерк был женский. Из нескольких замеченных слов она сейчас же заключила, что то были любовные письма. Клементина села на ящик и взвесила сверток на руке. Это была священная вещь, принадлежащая сердцу усопшего. Имела ли она право прочесть их? Но вскоре, по женской интуиции, она сообразила, что они могут заключать что-либо важное для их дальнейшей жизни. Она развязала пачку, принялась читать старые пожелтевшие страницы, и трагедия, роман, старый, как мир, развернулся перед ее глазами. Письма были написаны семь лет тому назад. Они были от одной неудачно вышедшей замуж женщины Норы Дуглод, безумно любившей Вилля Хаммерслэя. Клементина прочла одно из них. Вдруг она вскрикнула и вскочила. Она нашла в нем приписку к посвященной в эту тайну Анджеле Квистус. Чем дальше, тем чаще упоминалось имя Анджелы… Автор, как большинство женщин, не был в состоянии уничтожить любовные письма, держать же их дома он не мог; Анджела держала их в ящике своего бюро…
Клементина протелефонировала Квистусу с просьбой немедленно прийти.
Он явился через двадцать минут в тревоге.
— Случилось что-нибудь с Шейлой?
— Я нашла, кто ее мать, — ответила Клементина.
— Кто? — поспешно спросил он.
Она усадила его в кресло. Они были в гостиной.
— Некая Нора Дуглад… Я ее не помню.
Квистус, как бы отгоняя свои мысли, провел рукой по лицу.
— М-с Дуглад… — озабоченно повторил он. — М-с Дуглад…
— Подруга Анджелы, — добавила Клементина.
— Да. Школьная подруга. Они редко встречались. Я видел ее раз или два. Я не подозревал, что Хаммерслэй ее знает… Ее муж был негодяем… Он, кажется, даже бил ее… Я слыхал, что она бросила его…
— Для Вилля Хаммерслэя.
— Он давно умер… Спился… О-о-о! — он содрогнулся и закрыл лицо руками.
— Прочтите эти страницы, — сказала Клементина и вышла.
Она вернулась через десять минут. Он вскочил с кресла и схватил ее за руки. Его глаза были влажны и губы дрожали.
— Я нашел письмо Хаммерслэя в ящике Анджелы… Оно застряло внизу. Оно было для другой женщины, дорогая…
Его голос задрожал. Оно было для другой женщины… Она подвела его к дивану, села рядом с ним и взяла его за руку. Она была счастлива, что темное подозрение было снято с его совести.
С тех пор, как он ушел от нее с новой верой в человечество, связь между ними стала неразрывной. Квистус знал, что найдет в ней не только сочувствующую слушательницу, но и мудрый совет и понимание всех его начинаний, мыслей, надежд и трудов. Она была искренна. И он, как озябший, в теплой комнате грелся около личности Клементины, зная, что она сильна и постоянна, как греющий огонь. Он все чаще и чаще чувствовал необходимость в ней. В ней было то, чего не хватало в бесцветной, бесстрастной Анджеле. С выздоровлением новые впечатления заполнили его мозг и главным между ними было сознание, что Клементина и физически была прекрасна и желанна.
В продолжение всей летней идиллии в Молхэме Клементина продолжала носить оперение возродившегося феникса. Даже во время работы вместо прежних растрепанных причесок на ней был подаренный ей Томми красный шелковый платок. С переменой в хозяйке переменилось и отношение к ней окружающих, и присутствие Квистуса, Хьюкаби, адмирала, Пойнтера и Томми с товарищами делало жизнь разнообразнее и веселее.
Иногда происходили такие сценки:
К работающей Клементине являлась экономка:
— Пожалуйста, мадам, у нас скоро не будет вина.
Она с трудом отрывается от холста:
— Что же из этого?
— Джентльмены, мадам…
— Дайте им пива.
— Хорошо, мадам.