Триумф Рози

— А какая у нее работа? Как раньше — психическое здоровье, да?

— Верно. Однако изменилась конкретная область, на которой сосредоточены исследования. — Затем я вкратце рассказал ему о биполярном расстройстве и о разнице между восприятием результатов лечения с точки зрения медиков и с точки зрения пациента.

— Лекарства удерживают их от самоубийства?

— Это одно из возможных следствий их воздействия. Они снижают уровень депрессии. Но при этом лекарства ослабляют и маниакальную составляющую поведения. Они как бы замедляют пациентов, а пациентам такое не всегда нравится. И это, в свою очередь, может привести к тому, что они станут меньше ценить свою жизнь: сочтут, что такая жизнь им не очень нужна.

— Но когда человек на таблетках, его легче контролировать, верно? — Я предположил, что Хадсон услышал какие-то рассказы Рози, но тут он пояснил: — Доув сидит на таблетках. Он от них превратился в какого-то зомби.

— Кто это — Доув?

— Тот парень у нас в школе, с аутизмом.

Беседа, которую я провел с Хадсоном, пока он был заключен в пределы «порше», имела несколько последствий. Первое: я выяснил, что заключение сына в «порше» создает отличные условия для разговора. Меньше альтернативных видов деятельности, минимум отвлекающих факторов, никакого визуального контакта вследствие необходимости следить за дорогой.

Второе последствие, самое важное: Хадсон смирился с изменением рабочего графика Рози — при условии, что он примет участие в разработке своего нового распорядка дня. Свою роль сыграли и мои доводы относительно родительской компетентности, а также важности улучшения качества жизни людей с биполярным расстройством (а возможно, и спасения этих жизней).

Третье последствие: я мысленно отметил, что мне следует побольше узнать о Доуве, мальчике с аутизмом, которому, судя по всему, прописали какие-то медикаменты для улучшения его состояния. Моей первой реакцией стало облегчение в связи с тем, что мы не пытались подвергнуть Хадсона соответствующей диагностике. Я ощущал твердую уверенность: какие бы проблемы его ни обременяли, с ними невозможно справиться при помощи фармацевтических мер. Однако мне сложно было бы доказать это психиатру, окажись у него иное мнение.

Четвертым последствием стала достигнутая нами договоренность о нанесении визита моим родителям — при условии, что собаку запрут.

В субботу, когда моя мать, следуя заведенному распорядку, позвонила и спросила, когда она могла бы нас повидать, я получил возможность дать ей нестандартный ответ. Мама обрадовалась, однако активно выступила в защиту пса, который «еще щенок», «был в таком восторге, что Хадсон приехал» и «просто хотел поиграть». Хадсону, по ее словам, следовало привыкать к животным, иначе он вырастет таким же, как я, и будет «бояться кошек». Последнее было неверно: существует разница между «боюсь чего-то / кого-то» и «не испытываю удовольствия от контакта с чем-то / с кем-то» — несмотря на то что в обоих случаях возникает сходная реакция на ситуацию, когда тебе на колени бросают животное, которое вовсе этого не желает.

— Да привяжи ты эту чертову псину, вот и все, — послышался голос моего отца на заднем плане. — И мне надо потолковать с Доном. Одному.

Я услышал, как он берет трубку у матери.

— Привет, папа, как дела?

— Ты же у нас спец по раку. Помираю я, вот и все мои дела. Мне нужно, чтобы ты для меня сделал одну вещь. Или чтобы уговорил Рози это сделать.

14

Рози предпочла избежать поездки к моим родителям в Шеппартон, поскольку упомянутая поездка неминуемо обернулась бы дискомфортом для кого-то из нас троих — вследствие пространственных параметров заднего сиденья «порше». Рози выразила радость в связи с моим успешным продвижением по пути деэскалации конфликта с Хадсоном:

— Думаю, хорошо уже то, что ты просто проводишь с ним время, общаешься с ним. Это дает ему больше уверенности.

Я возобновил наше общение, как только мы с Хадсоном выехали.

— Ты подумал над новым расписанием?

— Да.

— Есть какие-то предположения?

— Да.

— Какие же?

— В учебные дни хочу вставать в пять двадцать.

— Почему?

— Удобное время, чтобы поболтать с Джорджем, он же в Нью-Йорке.

— Ты поддерживаешь контакт с Джорджем?

— Конечно. Он же мой друг. И вроде бы твой тоже. Но он говорит — ты ему больше не звонишь.

С тех пор как Дейв начал планировать свою поездку в Мельбурн, мы с ним общались напрямую в режиме «один на один», и Вечерние мальчишники в городе были отменены.

— О чем вы с ним разговариваете?

— Ну, о всяких вещах. Он реально ненавидел школу. Там его один пацан все время метелил. Один раз Джордж даже из-за этого угодил в больницу. Но когда Джордж стал знаменитым, этот пацан, который уже был не пацан, позвонил ему и попросил бесплатные билеты на концерт. И Джордж его послал… далеко послал.

— Подозреваю, ты не говоришь с Джорджем каждый учебный день. Наверняка существует еще какая-то причина для подъема в пять двадцать.

— Я буду читать.

— Но тогда тебе придется раньше ложиться, чтобы компенсировать раннее вставание.

— Видимо, да.

— Так почему же ты хочешь это делать?