Итак, епископ Ванье сидел в своей изящно обставленной комнате в горной твердыне, называемой Купелью. Он был увлечен поглощением деликатесов: головы вепря, поросячьих хвостиков и маринованных креветок — и одновременно обсуждал со своими гостями природу и привычки сумчатых. Потому предупреждение Дозорных прошло мимо его ушей.
Принц Ксавьер расхаживал по кабинету, порой бросаясь выискивать какой-либо текст в заплесневевших книгах с хрупкими страницами. Он размышлял над ними, затем тряс головой и скрипел зубами от злости. И предупреждение Дозорных потонуло в его проклятиях.
И только один человек во всем Тимхаллане услышал предостережение. В городе Шаракане молодой человек с аккуратной бородкой, одетый в розовые штаны и ярко-красную шелковую куртку, пробудился от полуденного сна. Повернувшись к востоку, он раздраженно воскликнул:
— Да чтоб вас! Поспать не даете! А ну, прекратите орать!
И захлопнул окно.
Берегись, Тимхаллан! Близится твоя гибель! Граница нарушена!
Человеку, вышедшему из тумана, было под тридцать, хотя выглядел он старше. По-юношески ладное тело — сильное, мускулистое и стройное — не соответствовало лицу человека, страдавшего целую сотню лет.
Его красивое суровое лицо, обрамленное роскошными, густыми черными волосами, на первый взгляд казалось столь же холодным и бесстрастным, как и лица каменных стражей, взирающих на него. Однако рука Творца оставила на этом лице борозды забот и горестей. Огонь ненависти и гнева, некогда полыхавший в этих глазах, угас, и остался лишь холодный пепел.
Идущий был облачен в длинные белые одежды из тонкой шерсти, с наброшенным поверх мокрым, грязным дорожным плащом. Остановившись на песке, человек неспешно обвел все вокруг внимательным взглядом того, кто много лет не видел родного дома и теперь наконец вернулся. Выражение печали и скорби на его лице осталось прежним, разве что еще усилилось. Повернувшись, он протянул руку в туман и вывел оттуда золотоволосую женщину. Она выступила из клубящегося марева и встала рядом с ним.
Женщина с растерянным видом осмотрелась, жмурясь от лучей солнца, садящегося за дальними горами, — его красное немигающее око словно бы в изумлении взирало на двоих, вышедших из-за Грани.
— Где мы? — спокойно спросила золотоволосая красавица, словно бы они шли по улице и свернули не туда.
— Это Тимхаллан, — ответил мужчина ровным голосом, успокаивающим душу, словно бальзам — рану.
— А я знаю это место? — спросила женщина.
И хотя мужчина ответил ей и она кивнула в ответ, она не смотрела на него, и казалось, что она разговаривает не с ним, а с каким-то незримым спутником.
Женщина была моложе мужчины, на вид лет двадцати семи. Золотистые волосы, разделенные прямым пробором, были туго заплетены в две косы, доходившие до пояса. Косы придавали ей детский вид, и она выглядела моложе своих лет. Чарующие голубые глаза еще усиливали эту детскость, но до тех пор, пока кто-нибудь не посмотрел бы в них пристальнее. Вот тогда он увидел бы странный блеск и еще заметил бы, что, хотя они были широко распахнуты, в них не читалось невинного детского изумления. Глаза этой женщины повидали такое, что другим и не снилось.
— Ты здесь родилась, — тихо произнес мужчина. — Ты выросла в этом мире, как и я.
— Странно, — сказала женщина. — Я думала, что вспомню.
Ее плащ, как и плащ мужчины, был в пятнах и весь промок. И волосы ее были влажными и прилипали к щекам. Оба путника казались усталыми, словно проделали долгий-долгий путь под проливным дождем.
— Где мои друзья? — спросила она, полуобернувшись и глядя в туман. — Разве они не придут?
— Нет, — так же спокойно сказал мужчина. — Они не могут пересечь границу. Но тут ты найдешь новых друзей. Дай им время. Возможно, они еще не привыкли к тебе. Никто в этой земле очень давно не разговаривал с ними.
— Неужели? — Женщина просияла. Но затем ее лицо омрачилось. — Как, наверное, они одиноки... — Подняв руку, чтобы прикрыть глаза от лучей солнца, она окинула взглядом песчаный берег. — Эй! — позвала она, протянув другую руку, словно приманивала кошку. — Все хорошо, не бойтесь! Вы можете подойти ко мне.
Оставив женщину разговаривать с пустотой, мужчина с глубоким вздохом подошел к каменной статуе каталиста, сжимающей в руках Темный Меч.
Он смотрел на каменного Дозорного, и его карие глаза наполнялись слезами. Одна слезинка покатилась по щеке и скрылась в глубокой морщине, прорезавшей суровое лицо. По другой щеке покатилась еще одна слезинка и затерялась в густом черном локоне. Судорожно вздохнув, мужчина вытянул руку и осторожно потрогал оранжевый шелковый лоскут — теперь обтрепавшийся и рваный, — который до сих пор отважно развевался на ветру. Сняв лоскут со статуи, он разгладил его, затем сложил и сунул себе в карман. Погладил тонкими пальцами каменное лицо статуи.
— Друг мой, — прошептал он, — ты узнаешь меня? Теперь я уже не тот мальчик, которого ты знал, чью искалеченную душу спас. — Он снова прижал руку к холодному камню. — Да, Сарьон, — прошептал он. — Ты узнаешь меня. Я чувствую это.