Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера

Тем временем ропот в зале не смолкал. Завсегдатаи «Форума» возмущенно гремели: «Да сколько же можно!», на галерке кто-то рявкнул: «Верните наши деньги!» и почему-то тут же осекся, «Сукин кот!», – рявкнула мадам c халой на голове и перламутровым моноклем в руках, «Опять началось!» – прогорланил чудак из тринадцатого ряда. А Христофор Ласкович, по всей видимости лектор привычный для такого рода поведения публики, одернул свой зеленый галстук и легонько хлопнул рукой по кафедре, которую только что подтащила парочка фельтикультяпного вида граждан.

– Товарищи! Я не ставлю целью быстро расположить вас к себе!.. Что вы орете? Я имею ввиду во-о-он ту группу молодежи в глубине зала. Постыдились бы бесноваться!.. Товарищи! Мой лекторский стаж – это двадцать лет лекций в окраинных клубах, это десятки лекционных часов в день, это сотни публичных...

– Издевательств! – довольно громко заявил зритель из третьего ряда. – Сколько же можно?

Вопрос растворился в необразимом шуме.

– ...лекций! Поэтому меня криками не продерешь! Не продерешь! Я вам говорю! Во-о-он та группа молодежи! Я гусь стреляный! А если кто слушать не желает – пожалте на выход!

В отдалении зашевелилась чья-то голова.

– А фильма точно не будет?

– Все зависит от того, как вы будете себя вести! Хе-хе!.. Товарищи, ну ведь быстрей начнем – быстрей и закончим! – Христофор Ласкович выпил стакан воды и, словно труба, прогремел: – Будем противиться дальше?

Кинотеатр гудел.

Лектор вынул из кармана пачку папирос «Таис», достал одну папиросу, зажег спичку, долго держал ее на расстоянии вытянутой руки, в самый последний момент прикурил, глубоко затянулся и, высоко закинув голову вверх, выпустил из легких огромную струю дыма. Таращя глаза сквозь пелену смога, он объявил:

– Возмущения отменяются!

Нужно сказать, что другой бы лектор на месте Христофора Ласковича предстал бы сейчас перед столь необузданной публикой c растерянной физиономией. Однако товарищ Берингов был не из пугливых общественников, о чем, кстати, свидетельствовало его лицо, истощенное вечной насмешкой: Христофор Ласкович и не такое видывал на многочисленных заседаниях Главискусства, на которых критики могут так распинаться, что потом неделю мутит. Поэтому, после того как он повторно хлопнул рукой по кафедре, в зале стало относительно тихо.

– Товарищи! Вот я смотрю перед собой и вижу личики в количестве двухсот штук. Подавляющее число владельцев этих личиков имели неосторожность выказать неудовольствие по поводу предстоящей лекции. (Тут Христофор Ласкович потер одна о другую свои огромные жирные руки.) А как же, товарищи, год великого перелома? Первая пятилетка? Где же, товарищи, ваша сознательность?

На последнем слове Христофор Ласкович противно икнул, а предпоследнее – произнес муторно-протяжно. Получив таким образом (прием проверенный) власть над публикой, он зловеще улыбнулся.