Триумф великого комбинатора

Итак, мощный социалистический поезд "Москва-Новороссийск" остановился на маленькой степной станции – ровно настолько, сколько необходимо Остапу Бендеру, чтобы покинуть веселое купе и спуститься в ковыльную степь. Остап посмотрел вслед убегающему поезду и расправил плечи. Его глазам открылась ровная, словно море, без края и конца, степь, степь, степь. "Постойте, это почему же без края?! Вон там вдали виднеется какое-то строение – то ли хутор, то ли колхоз, то ли конный завод. Это кто там пасется? Конечно же, русская степная борзая. А кто там рядом с борзой? Ну да, вороная лошадь-степняк. Значит, конный завод!" Послушайте, дорогой читатель, вы так и будете влезать и спорить?! Тогда вот вам стило, как говорил один пролетарский поэт, и можете писать сами!..

Ладно, пусть будет по-вашему.

Остап поднял с земли саквояж, махнул рукой (Где наша не пропадала!) и зашагал к маячившему в степи конному заводу. Минут через двадцать он стоял у полуразвалившегося кормового сарая. Неподалеку от сарая, рядом с тем местом, где лежал очумевший от жажды пегий пес, худощавый и расстрепанный мужичонка распрягал горячую в серых яблоках лошадь с целью задать ей корм. Остап сладко зевнул и надвинул фуражку на нос. При беглом осмотре мужик тянул на все пятьдесят. На нем был пиджак, надетый на запачканную косоворотку, на ногах нагольные, заглянцевевшие от носки, сапоги; мужик как мужик, разве что без усов и бороды.

– Необразованность ты моя! – рыкнул мужик на кобылу.

– Что ругаешься, отец? – немножко устало спросил Остап, предлагая ему папироску.

– Знамо, шо ругаюсь. Онисим, чудо без умолку, не наездник, а хуже любого дояра!

– Кого хуже?

– Знамо кого. Сбрую и ту надеть по-человечески не могет! Так и получается: канитель задарма – это с одной стороны, а с другой – злобен есмь из-за этого Онисима.

– А ты, знамо, тут конюхом числишься? – легко перешел на язык мужичонки Остап.

– Конюхом, а то кем!

– А что, отец, в вашу конюшню администраторы нужны?

– Не конюшня у нас... Прилежаевский конный завод! Может, слыхал?

– Прилежаевское коннозаводство?! То самое?! – с фальшивым восторгом воскликнул Бендер. – Ну конечно же! – И он для убедительности легко ударил себя по лбу. – Слыхал, отец, слыхал.

– Ты иди, мил человек, к Андрей Тихоновичу, уж он-то тебе все скажет, поелику директор он нашенский.

– Гран-мерси, отец!

– Чего?

– Спасибо, говорю!

– Бывай здоров. Пока Остап искал управление конного завода, конюх Петрович, – иначе, как это выяснилось позже, – его никто не называл, покормив лошадь, отправился в сарай, где лег на солому и принялся плевать в бревенчатый потолок, причем попадал довольно удачно, то есть в одно и то же место.

Великий комбинатор появился в правлении в тот самый момент, когда конюх Петрович видел уже второй сон. Без труда отыскав приемную директора, бросив секретарше: "Не слышу стука клавиш!", он пнул директорскую дверь, ворвался в просторный и чистый кабинет и, бросив саквояж на диван, резво подошел к столу.

– Что же это у вас в хозяйстве творится, Андрей Тихонович?

Директор оторопел.

– А что?.. а... где?..

– Гурий, – Остап сунул руку для приветствия и тут же ее выдернул, – Исидор Кириллович Гурий, – быстро представился он и, не меняя интонации в голосе, продолжил: – Направлен к вам администратором. Я имею в виду конюха Петровича. Где же дисциплина? Секретарь-машинистка тоже хороша! Я даже не слышал стука клавиш! Непорядок! Возле кормового сарая грязь водится и в количестве предостаточном.

– Товарищ, товарищ...

– Товарищ Гурий, – напомнил о себе Остап.

– Вы к нам администратором?

– Администратором.

Ум Остапа быстро овладел ситуацией, и поэтому слова пришли сами. Великий комбинатор начал жарко толковать о необходимости культработы, профучебы, создания музыкально-драматической студии и кружка гармонистов-пианистов, без лишней помпы заговорил, что кривая безработицы в США лезет вверх, с военной отчетливостью предложил соорудить агитационный гроб и возглавить политический карнавал, призвал всех к сознательности, наконец, закончил горячими словами о том, что он, Гурий, как человек социалистической закалки, поможет все это претворить в жизнь.

– После института? – Андрей Тихонович рывком пожал администратору руку. – На практику?

– На практику.

– Бурлит молодая кровь!

– Бурлит, товарищ директор, бурлит.

– Ах, молодость, молодость. Энергия! Задор! Люблю я вас, энтузиастов, черти вы, лешие! И все-то вы подмечаете! Молодец! – Так стараемся, Андрей Тихонович, стара...

– Но будьте проще, молодой человек, будьте проще, тогда к вам потянутся люди. Мы тут все – люди простые, без выкрутасов. – Это уж точно.

– Ай-да молодец, не успел приехать, сразу включился в работу! Ай-да молодец!

– Андрей Тихонович, хозяйство-то покажете?

– А как же! Перед вами, молодой человек, открываются врата великих возможностей! Щас мы с тобой все посмотрим. Я вижу, мы с тобой сладим.