— Здесь две фамилии, — сказала она. — Первые две недели пиши на мою. Потом — на имя моего жениха.
Равик спрятал листок.
— Спасибо, Роланда. Пока я останусь в Париже. И потом — я представляю себе, как удивится твой жених, если я вдруг свалюсь к вам как снег на голову.
— Ты это говоришь потому, что я просила тебя не приходить завтра на вокзал? Так ведь здесь совсем другое дело. Я даю адрес на тот случай, если тебе придется срочно выехать из Парижа.
Он удивленно взглянул на нее.
— Что ты хочешь сказать?
— Равик, — сказала она. — Ты беженец. А у беженцев часто бывают неприятности. Хорошо заранее знать место, где можно какое-то время пожить, не опасаясь полиции.
— Откуда ты знаешь, что я беженец?
— Знаю. И никому об этом не говорила. Да и кому какое дело? Сохрани адрес. А понадобится — приезжай, не стесняйся. У нас никто ни о чем не спросит.
— Хорошо, Роланда. Спасибо.
— Дня два назад в «Озирис» заходил какой-то тип из полиции. Интересовался каким-то немцем. Спрашивал, был ли он здесь.
— Вот как? — Равик насторожился.
— Да. Когда ты заходил к нам в последний раз, в «Озирисе» действительно торчал один немец. Ты, наверно, его уже забыл. Такой толстый, лысый. Сидел за столиком с Ивонной и Клер. Агент спрашивал, заглядывал ли он к нам и кто еще был здесь тогда.
— Понятия не имею, — сказал Равик.
— Ты, наверно, не обратил на него внимания. Но я, конечно, не сказала, что в тот вечер ты забежал к нам на минутку.
Равик кивнул.
— Так лучше, — пояснила Роланда. — Нечего давать шпикам повод спрашивать у невинных людей паспорта.
— Правильно. А он не объяснил, что ему нужно?
Роланда пожала плечами.
— Нет. Да нас это и не касается. Я ему так и сказала — никого, мол, не было, и все. У нас старое правило: мы никогда ничего не знаем. Так лучше. Впрочем, кажется, он и сам был не особенно заинтересован в расследовании.
— Правда?
Роланда усмехнулась.
— Равик, многим французам наплевать на судьбу какого-то там немецкого туриста. Нам и своих забот хватает. — Она поднялась. — А теперь мне пора. Прощай, Равик.
— Прощай, Роланда. Без тебя здесь будет уже не то.
Она улыбнулась.
— Может, не сразу. Но вскоре наладится.
Она пошла прощаться с девушками и по пути еще раз оглядела кассовый аппарат, плетеные кресла и столики. Весьма практичные подарки. Мысленно она уже видела их в своем кафе. В особенности кассовый аппарат — символ буржуазной респектабельности, семейного уюта и благополучия. Поколебавшись с минуту, Роланда вернулась, достала из сумки несколько монет, положила их подле поблескивающей кассы и нажала на клавиши. Механизм сработал, счетчик показал два франка пятьдесят сантимов, и Роланда, улыбаясь счастливой улыбкой, положила в ящичек деньги, которые сама себе уплатила.
Девушки, сгорая от любопытства, сгрудились вокруг кассы. Роланда снова нажала на клавиши. Один франк семьдесят пять сантимов.
— А что у вас можно получить за один франк семьдесят пять сантимов? — спросила Маргарита, по кличке «Кобыла».
Роланда подумала.
— Рюмку «дюбонне» и два «перно».
— А сколько стоит рюмка «амер пикон» и кружка пива?
— Семьдесят сантимов.
Касса зажужжала. Ноль франков семьдесят сантимов.
— Дешево, — сказала Кобыла.
— У нас все должно быть дешевле, чем в Париже, — ответила Роланда.
Девушки сдвинули плетеные кресла вокруг мраморных столиков и осторожно уселись. Оправив свои вечерние платья, они вдруг преобразились в будущих посетительниц кафе Роланды.
— Мадам Роланда, дайте нам, пожалуйста, три чашки чаю с английским бисквитом, — сказала Дэзи, хрупкая блондинка, пользовавшаяся особенным успехом у женатых мужчин.
— Семь франков восемьдесят. — Роланда нажала на клавиши. Касса сработала. — Сожалею, но английский бисквит очень дорог.
Кобыла сидела за другим столиком. После напряженного раздумья она взглянула на Роланду.
— Две бутылки «поммери», — торжествующе произнесла она. Маргарита любила Роланду и хотела сделать ей приятное.
— Девяносто франков. У нас очень хороший «поммери».
— И четыре рюмки коньяка! — фыркнула Кобыла. — Сегодня у меня день рождения.
— Четыре франка сорок.
Касса снова затрещала.
— И четыре кофе с безе.
— Три франка шестьдесят.
Кобыла с восторгом посмотрела на Роланду. Больше она ничего не могла придумать.
Девушки сгрудились вокруг кассы.
— На сколько же вы сейчас наторговали, мадам Роланда?
Роланда показала чеки.
— На сто пять франков восемьдесят сантимов.
— А чистый доход?
— Франков тридцать. Главным образом за счет шампанского. Только на нем и можно заработать.
— Неплохо! — откликнулась Кобыла. — Даже очень хорошо! Пусть вам всегда везет, как сегодня.
Роланда вернулась к Равику. Глаза ее сияли, как могут сиять лишь глаза любовников и удачливых коммерсантов.
— Прощай, Равик. Не забудь, о чем я тебе говорила.
— Не забуду. Прощай, Роланда…
Она удалилась, сильная, статная, с ясной головой — будущее было для нее просто, а жизнь хороша.
Равик сидел вместе с Морозовым перед рестораном «Фуке». Девять часов вечера, все столики на террасе были заняты. Где-то вдали за Триумфальной аркой белым, холодным светом горели два фонаря.