Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

Посмотрел Андрей на этот паноптикум: занятно, не более того. Что зоопарк, что Союз писателей – и то, и другое в равной степени интересно, а для творческого человека еще и весьма поучительно.

В Москву с начала восьмидесятых Андрей Валентинов наезжал работать в библиотеках. Диссертацию писал и время от времени развлекался, иногда отправляясь в зоопарк, а иногда в Союз писателей.

«В “союзах” (кроме СССР) не состоял и не собираюсь. Не вижу повода, зато вижу, кто там “состоит”. За редким исключением – лица нетрадиционной литературной ориентации. С редкими исключениями общаюсь и вне всяких союзов»[37].

К свободе не годен [38]

Жизнью (тьфу-тьфу!) доволен. Если и хотел бы что-нибудь изменить, то разве что харьковские климат и географию, например подвести к Харькову Черное море[39].

А. Валентинов

Если спросить Андрея Валентинова, было ли время, когда он ощущал себя по-настоящему счастливым человеком, он ответит – в Университете и аспирантуре. В Универе, куда он поступил большой кровью и нервами и сразу же попал на сильнейший преподавательских состав, к людям, которые по-настоящему любили свое дело и знали его до тонкостей. И пускай титаны-историки, великие профессора, светила наук, о которых слагались легенды, уже отошли в мир иной, основная преподавательская когорта превосходила самые смелые ожидания и надежды абитуриентов.

Еще при поступлении на истфак до сведений студентов доводилось следующее: «Вас готовят для работы в сельских школах. Советским школьникам должны преподавать историю грамотные во всех отношениях специалисты». При этом наставники только что не подмигивали: мол, сами посудите, к чему сельским учителям латынь и греческий? С какого перепугу перед вами открыты лучшие библиотеки и постоянно организуются поездки, если не для того, чтобы… остальное следовало додумать.

Исторический факультет был не только историческим, но и идеологическим. Так как, на самом деле, выпускники Университета должны были занять важные должности в комсомольском активе или даже активе партии. Кроме того, они преподавали во всех ВУЗах страны.

Поступив в Университет в 1975 году, Андрей и его сокурсники рты поразевали от удивления, какая за стенами этого престижного учебного заведения на самом деле демократия. Ничего общего с тем, что они видели каждый день с экранов телевизоров, что наблюдали в повседневной жизни.

При этом восемнадцать лет – конечно, еще не взрослый человек, но уже и не беспомощный ребенок. С детства заложена определенная осторожность, как бы чего не брякнуть, а то потом… «болтун находка для шпиона». Во всех без исключениях семьях, что ни день, тихий ропот: «Этот ребенок нас до тюрьмы доведет», «Не вздумай сказать такое в классе! Ты что, хочешь, чтобы отца посадили?!», «Какие анекдоты? Да ты что, не знаешь, как за эти самые анекдоты сажают?», «Какая еще Софья Власьевна? Кто не понимает? Ага, а ты еще пойди и объясни, сразу вылетишь из комсомола!»

В общем, все без исключения отдавали себе отчет в том, в какой стране мы живем. А тут самые настоящие, честные выборы по комсомольской линии. При этом можно не слушать партбюро, проявляя собственную инициативу. Можно выпускать стенгазету, чем Андрей почти сразу же и занялся. В общем, вели нормальную студенческую жизнь, а не ходили строем под барабан. «Я уловил глоток свободы, прежде такой истфак и был, я пришел уже под конец этой свободы. Это, конечно, было связано с тем, что несколько лет деканом был Сидельников Степан Иванович».

Особенно эта свобода начала ощущаться, когда ее стали душить. Когда Андрей учился на четвертом курсе, власти спохватились, разом взявшись и за студентов, и за профессуру. Пытались и Андрея Шмалько на чем-нибудь недозволенном подловить, но не вышло.

После смерти любимого всеми декана, профессора передрались между собой за освободившийся руководящий пост. Студенты втихомолку делали ставки на то, кто сядет на царство. В результате долгих «кровопролитных» боев победителя не оказалось, благодаря чему на целых два года университет остался вовсе без декана. Межвластие таило свои, до поры, до времени припрятанные в лабиринтах Универа, сюрпризы. Последнее будоражило воображение и потому радовало. В общем, несмотря ни на что – хорошо жилось.

А потом, чеканя сапогами, пришел порядок, но к тому времени Андрей уже значился в выпускниках, позади оставались счастливейшие годы жизни. За время обучения переформировали кафедру, на которой учился Андрей Шмалько. Теперь она уже не носила привычное имя «древнего мира и археологии», называясь «древнего мира и средних веков».