Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

В 1991 году развалился СССР, и найти работу в государственном театре сделалось проблематично. Повсеместно закрывались театры, труппы немилосердно сокращались, и удержавшиеся на своих местах театральные профи не собирались уступать их выпускникам театрального института. Зато вдруг, точно грибы из-под влажной земли, выросла масса театральных студий. Многие из них даже своего собственного постоянного помещения не имели. Как говориться, ни двора, ни угла, но зато молодой задор и желание работать.

«Я очень любила театр, я и сейчас его люблю, но театр – это очень сложная вещь. У меня не сложилось с театром. Я не смогла им заниматься. И уход в литературу – это было с одной стороны отступление, а с другой – возвращение во что-то свое, родное, удобное. Вышло так, будто у меня была дорога, шоссе, а я все пыталась залезть на какую-то горку. Это у меня не получилось, я с нее шлепнулась – и оказалось, что упала очень удачно, на свою дорожку, прямую и доставляющую удовольствие»[73].

Почему так произошло? Может быть, потому, что юная актриса была не по годам самокритична. Вместо того, чтобы пестовать свою исключительность, как это делает почти все актеры, она сомневалась – в себе, в режиссуре, в постановке… Но не будем забегать вперед.

Театр-студия, в которую пригласили Марину Ширшову, назывался «Дзвiн», здесь юную актрису встретили, точно только ее и ждали: не затирали, не ставили на всегдашнее «Кушать подано», а – мечта всех молодых актеров – сразу же начали давать настоящие роли, помогали, объясняли, словом – повезло! Спектакли шли на украинском. Марина выучила этот язык в школе, хотя дома разговаривали только на русском. Впрочем, она и в украинском преуспела, стала Лауреатом всеукраинского конкурса чтецов, вдохновенно декламируя Шевченко. После института несколько лет преподавала украинскую сценическую речь. Учила мальчиков и девочек правильно произносить окончания и оглушать звонкие согласные, выделять события, анализировать, что происходит, чего добивается персонаж… Параллельно шла работа со старшими педагогами, особую роль в формировании себя как преподавателя Марина отводит Валентине Николаевне Еременко, которая учила ее в институте, и продолжала работу в аспирантуре. По мнению Розы Люксембург, лучший учитель тот, кто сам продолжает учиться. У них и знания свежее, и забыть ничего еще не успели, о том же, чтобы утаить, спрятать что-то по-настоящему ценное, сохранив лишь для посвященных или по крайней мере для любимых учеников – об этом и речи нет. Производя анализ художественного произведения на предмет заложенной в него драматургии, Марина, сама того не осознавая, начала более глубоко чувствовать литературу, заодно подвергая той же скрупулезной проверке свои собственные литературные труды, повести и рассказы, которых у молодой писательницы уже собралось с избытком. Это был мастер-класс, растянутый на годы, потому что Марина не ограничилась тем, что дали ей в институте и аспирантуре, а продолжала искать и находить нечто новое, искать и экспериментировать. Не случайно же произведения четы Дяченко порой изобилуют театральными приемами и кинематографическими образами.

Сергей

За пеленой тумана

Успех – это труд, которому повезло.

О’Cанчес

Но вернемся в Москву, где Сергей Дяченко, ничего не зная о Марине, жадно учился во ВГИКе, писал свои первые сценарии, совмещая это с научной работой в Институте медицинской генетики АМН СССР. Билет ВГИКа давал возможность студентам посещать святая святых – Дом Кино Союза кинематографистов, где показывали запретные для общего проката зарубежные фильмы. Самые новые, самые интересные! Ведь в те годы СССР окружала плотная идеологическая завеса, за границу попадали лишь избранные и посмотреть новые американские, итальянские, французские фильмы можно было только в Доме кино или во время Московского Международного кинофестиваля.

«Я ждал Московский фестиваль как манну небесную. То было время, когда люди ночами стояли в очередях за билетами, жгли костры, пели песни под гитару… Было какое-то братство фанатов кино, люди обменивались новостями, слухами, историями о любимых актерах и режиссерах. Обменивались билетами. Во время кинофестиваля – а он всегда проходил в июне – я перемещался в какое-то иное пространство и смотрел в день по 5–6 фильмов, лучших, в разных кинотеатрах. У меня был всегда большой обменный фонд билетов, я, признаюсь, нередко и подделывал их, и даже пользовался гипнозом, чтобы пройти вообще без билета. Помню, когда показывали фильм “Апокалипсис сегодня”, или “Ганди” – кинотеатр “Зарядье” окружала конная милиция, а количество контролеров удвоилось. Ажиотаж был огромный, тысячи людей ждали лишнего билетика, и его не достать даже за баснословные суммы у спекулянтов. Но я прошел, причем даже на спор с друзьями, используя специальную психотехнику. Каюсь, конечно. Но эти штуки я применял только для кинофестивалей.