«Это было еще при всесильном руководителе Украинской ССР Щербицком, при советской власти, которая отрицала сам факт этого голода. Когда это отрицают, у меня просто кровь закипает. Со своим диктофоном я начал путешествовать по Украине, записывал свидетельства очевидцев об этом голоде. Не было ни литературы, ни документов – ни-че-го. Фильмы тех лет: “Свинарка и пастух”, “Кубанские казаки” – добрые сказки о прекрасных колхозах, радости труда и любви. Нельзя сказать, что это неправда – в те годы был и энтузиазм, и любовь, но были и миллионы жертв ГУЛАГа, и миллионы крестьян, погибших в СССР от раскулачиваний и от голода на своей земле. Семья отца в 1933 году пострадала страшно».
Сергей ездил по деревням, еще плохо понимая, что будет дальше, и не посадят ли его за то, что он посмел прикоснуться к запретной теме. Обещав родителям вернуться, дабы вместе встретить новый год, Сергей надеялся отдохнуть душой, забыться. Отец, мама, сестра заранее знали, что он приедет, ждали, когда же в прихожей раздался звонок и мама открыла дверь, на пороге стоял худой и бледный, точно вернувшийся не из командировки, а с того света, сын. В гостиной уже был щедро накрыт стол, любимая красная икра, оливье, студень, кружками нарезана колбаса нескольких сортов, шампанское, из кухни лились дивные запахи запеченного мяса… Сергей смотрел на все это великолепие и не мог заставить себя дотронуться до еды. Занятый своей страшной работой, выслушивая рассказы людей о событиях 1933 года, он уже давно ничего не ел, и вот теперь родители смотрели на него, не в силах понять, что происходит. Да, он изменился, и дело даже не в том, что за одну неделю похудел на десять килограммов – глаза выражали боль и ужас, как будто бы он сам сделался невольным свидетелем, обжегся и никак теперь не может прийти в себя.
Шампанское осталось нетронутым в бокале, на тарелке, густо политое красным домашним кетчупом, точно свежей кровью, возлежало мясо. Сергея мутило, хотелось бросить все и убежать, но не мог же он пугать родителей. С другой стороны, всякий раз, когда он пытался что-то объяснить, рассказать о своей последней работе, язык отказывался слушаться. Да и не мог же он в самом деле под бой курантов, хлопанье фейерверков и радостные поздравления затевать спичи о трупах и людоедстве…
Десять дней он не притрагивался к еде и позволил уговорить себя хотя бы пить воду. Родители всерьез беспокоились, расспрашивали, предлагали обратиться к врачу, да он и сам врач… Понимал, что, если не предпримет чего-то кардинального, убьет себя. Тем не менее надо было как-то объясниться, рассказать, но как раз рассказать он и не мог, бросая взгляды на сделавшийся вдруг опасным магнитофон и в который раз чувствуя подступающий к горлу горячий ком. Да, в его сердце стучался не пепел Клааса, но голоса и судьбы тысяч и тысяч до этого неизвестных ему людей. На долгие недели Сергей впал в самый настоящий ступор, и это психиатр, проходивший практику в психбольницах, колониях и тюрьмах, общающийся с бандитами и маньяками, слушавший их истории во всех мерзких подробностях. В конце концов поняв, что больше не может мучить родителей неизвестностью, Сергей, ничего не объясняя, просто дал отцу послушать запись. На какое-то время Сергей Степанович точно обратился в соляной столп. Бледный, он каменно молчал, глядя в одну точку и не произнося ни единого слова.
Сергей долго мучился, ища сценарные ходы, позволившие ему совместить документальный материал и актеров. Решение пришло во сне. Ему приснился мальчик – Ивасик-Телесик, который встречается с Бабой Ягой и побеждает ее. В русском варианте сказки – это Жихарка. «Баба Яга в мифологии славянского народа – это порождения голода, каннибализма, тех испытаний, которые были, например, в начале семнадцатого века, во время великой смуты…»
В результате он написал о мальчике с невероятной жизненной силой – новом Ивасике-Телесике. Он пережил и нашествие комсомольцев-активистов, забиравших последние зерна, и мародеров, и каннибалов… Во сне перед Сергеем развернулся фильм, который он должен был поставить. Фильм о судьбе детей в то страшное время, фильм о силе духа, фильм, дарующий надежду на будущее… Сценарий писался с невероятной, какой-то внеземной скоростью.