Тривейн

Тривейн сразу узнал Йана Гамильтона. Высокий и стройный, он был элегантен даже в домашней одежде, и было в нем нечто такое, что заставило Тривейна вспомнить о другом модном юристе – Уолтере Мэдисоне. Правда, на первый взгляд, Гамильтон не был столь уязвимым.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил Гамильтон, подходя к машине, и взял собаку за ошейник.

– Я имею честь говорить с мистером Гамильтоном? – спросил Тривейн, опуская стекло машины.

– Бог мой! – воскликнул Гамильтон. – Это вы, Тривейн! Ну да, Эндрю Тривейн! Но что вы здесь делаете?

Похоже было, что он слегка растерялся, однако быстро взял себя в руки.

«Еще один встревоженный, – подумал Тривейн, глядя снизу вверх на Гамильтона. – Еще один игрок, которого уже давно обо всем предупредили...»

– Я навещал своих друзей, – ответил Тривейн, – они живут в нескольких милях отсюда...

Лгал он намеренно, чтобы как-то смягчить возникшую между ними неловкость. И Гамильтон, сделав вид, что поверил, тут же предложил Тривейну пройти в дом. Правда, вежливое это предложение прозвучало безо всякого энтузиазма.

Войдя в гостиную, Тривейн окинул взглядом камин с потрескивающими в нем дровами и раскиданные по комнате воскресные газеты. На столе у окна, сквозь которое было видно озеро, стоял серебряный кофейный сервиз и лежали остатки завтрака на одну персону.

– Моя жена ненадолго уехала, – проговорил Гамильтон, снимая плащ и указывая Тривейну на кресло. – Мы прожили с ней душа в душу двадцать лет. Каждое воскресенье она читает и завтракает в постели, а я тем временем гуляю с собакой. Надо вам заметить, что нам обоим нравится такой образ жизни. Возможно, мы кажемся вам несколько старомодными...

– Вовсе нет! – возразил Тривейн. – По-моему, это совершенно нормально...

Гамильтон вернулся, повесив плащ, и посмотрел на Тривейна. «Даже в мокром свитере он выглядит как в костюме», – подумал Эндрю.

– Я, знаете ли, отношусь к тем людям, которые дорожат заведенным порядком. В какой-то степени это извиняет меня, когда я не отвечаю на телефонные звонки. Не люблю, если нарушают мой распорядок...

– Совершенно справедливо! – сказал Тривейн.

– Извините за эту непреднамеренную бестактность, – Гамильтон подошел к столу, – но моя жизнь здесь, в эти дни, слишком отличается от тех сумасшедших десятилетий, которые остались у меня за спиной. Хотя у меня нет никакого права жаловаться... Хотите кофе?

– Благодарю вас, нет...

– Да, десятилетия... – усмехнулся Гамильтон, наливая себе кофе. – Я начинаю говорить как старик, а я ведь еще не стар: в апреле мне исполнится лишь пятьдесят восемь. Впрочем, многие в этом возрасте тяжелы и неповоротливы... Тот же, скажем, Уолтер Мэдисон... Ведь вы его клиент, не так ли?

– Да, это так...

– Передайте ему мои наилучшие пожелания. Он мне всегда нравился... Быстр, сообразителен и в высшей степени воспитан. У вас прекрасный юрист, мистер Тривейн...

С этими словами Гамильтон направился к стоящей напротив Тривейна кушетке и сел, поставив блюдце и чашку с кофе на массивный чайный столик.

– Да, – проговорил Тривейн, – я знаю... Он довольно часто рассказывал мне о вас. Уолтер считает вас блестящим человеком, мистер Гамильтон!

– По сравнению с кем? Слово «блестящий» весьма обманчиво. Ведь блестящим может быть все: статьи, танцоры, книги, проекты, машины... Прошлым летом, например, один из моих соседей назвал блестящим навоз для своего сада...

– Мне кажется, вы понимаете, что имел в виду Уолтер...

– Да, конечно. Но он мне льстит... Ну, хватит обо мне, мистер Тривейн, я ведь и в самом деле почти ушел от дел, только имя и осталось... Другое дело, мой сын: он уже достаточно знаменит. Вы о нем слышали?

– Да, конечно. Была хорошая статья в «Лайфе» в прошлом месяце....

– Слишком многое там придумано, – сделав глоток кофе, усмехнулся Гамильтон. – Они хотели вначале его развенчать. Эта противная журналистка со своим гипертрофированным стремлением к освобождению женщин убеждена, что все женщины для него – в первую очередь объект полового влечения. Мой сын, узнав об этом, соблазнил эту сучку, и в результате появилась та самая статья, о которой вы упомянули...

– Ваш сын очень талантлив....

– Мне больше нравится то, что он делает сейчас, – заметил Гамильтон. – Он стал больше думать и меньше неистовствовать. Но вы, конечно, приехали не для того, чтобы поболтать о семействе Гамильтон, мистер Тривейн.

Тривейн был несколько озадачен таким внезапным поворотом разговора. Но уже в следующую минуту понял, что вся эта прелюдия относительно сына нужна была Гамильтону лишь для того, чтобы привести свои мысли в порядок и подготовиться к предстоящей беседе.

– Семейство Гамильтон... – после некоторой паузы проговорил Тривейн, глядя на хозяина, откинувшегося на спинку кушетки. Судя по выражению его лица, тот был готов вступить в любые дебаты. – Как раз об этом я и хочу говорить. Я как раз считаю необходимым обсудить ваши родственные отношения, мистер Гамильтон. Отношения, связанные с «Дженис индастриз»...

– А на каком основании вы считаете, что это необходимо?