Тривейн

— Сорок пять минут назад позвонили из Белого дома — глава президентской команды. Утром случилось нечто серьезное — в прессу сообщения пока не поступало, по крайней мере, полчаса назад его еще не было... Но президент решил, что вам следует знать. Он сообщил, что пока еще исполняет обязанности президента и к нему поступили все копии доклада подкомитета.

— Что-о?

— Он перехватил их во всех четырех пунктах назначения — в Комиссии по делам обороны, у генерального прокурора, в кабинетах председателей в сенате и палате представителей, а также в Комиссии по военным ассигнованиям. Со всеми переговорил лично, и они согласились с его аргументами.

— Так что же произошло?

— Роберт Уэбстер, помните, из Белого дома?

— Конечно, помню.

— Сегодня утром его убили. Застрелен в своем номере в гостинице «Акрон»... Горничная как раз шла убирать номер и видела двоих мужчин, выбежавших из комнаты прямо перед ее носом. В общем, там быстро пришли в себя и позвонили в Белый дом. Ведь Уэбстер был свой человек, он столько сделал для города! Белый дом сразу взялся за дело. Попросили газеты и агентства пока ничего не сообщать...

— Почему?

— Из-за описания преступников. Оно совпадает с внешностью тех двоих, за которыми ведется наблюдение. Спецслужба держала под наблюдением и Уэбстера и заметила, что те двое тоже следят за ним.

— Не понимаю вас, Сэм.

— Это были парни из банды де Спаданте... Как я уже сказал, служба безопасности взялась тотчас за работу. Вы знаете, что любой разговор по каждому из телефонов Белого дома, включая кухню, автоматически переписывается на магнитофон. Потом разговор проверяется и либо сбрасывается, либо поступает на хранение, и так каждые полгода.

— Меня это не удивляет.

— А Уэбстера бы удивило. В «1600» мне сказали, что далеко не все об этом знают, но нам они вынуждены были признаться.

— К чему вы ведете? Почему конфисковали доклад? — Бобби Уэбстер по уши замазан с этим де Спаданте. Он оказался платным информатором. Это он убрал тогда охрану в Дариене. В одном из разговоров с Уэбстером вы просили у него информацию о де Спаданте.

— Да, когда мы были в Сан-Франциско. Кстати, Уэбстер так ничего мне и не дал.

— И тем не менее президент считает, что его убили, заподозрив в сотрудничестве с вами. Решили, что сдрейфил и выдал вам факты, из-за которых убили де Спаданте... Предполагают, что парни загнали Уэбстера в угол, требуя, чтобы он рассказал им, какие факты изложены в вашем докладе, а когда он отказался — или просто не смог ничего сказать, — пристрелили его.

— И если в докладе действительно есть данные о де Спаданте, то теперь его сообщники примутся за меня?

— Да, сэр. Президент боится, что если какие-то факты из вашего доклада просочатся в прессу, то следующей жертвой можете стать вы. Мы не хотим вас тревожить, но за вами тоже установлено наблюдение спецслужбы. Или вот-вот будет установлено.

Тривейн вспомнил бежевый седан, висевший на хвосте у его такси и создавший пробку после того, как он отпустил машину и пошел пешком. Он с сомнением взглянул на Викарсона.

— И как долго будет продолжаться эта трогательная забота о моей безопасности?

— Очевидно, пока не поймают убийц Уэбстера. Сообщников де Спаданте.

Опустившись в кресло у стола, Тривейн потянулся за сигаретой. Ему казалось, что заносит, затягивает в глубокую подводную пещеру его катамаран, а он из последних сил пытается удержать руль...

Неужели это возможно? Неужели такое может случиться именно сейчас, когда солнце наконец-то осветило темные закоулки его мыслей, и он поверил, что прав?

— Дерьмо все это, как сказал бы Боннер, — задумчиво проговорил Тривейн. — Дерьмо...

— Но почему? Беспокойство о вашей безопасности вполне естественно...

— Надеюсь, вы правы, Сэм. Молюсь, чтобы вы были правы. Потому что, если это не так, если вы не правы, значит, один умирающий все еще пытается отстоять свое место в истории...

Викарсон понял. Судя по выражению его лица, он осознал всю глубину слов Тривейна.

— Вы думаете, что президент... связан с «Дженис индастриз»?

— Соедините-ка меня лучше с генералом Купером.

Глава 49

Бригадный генерал Лестер Купер сидел напротив Тривейна с усталым видом человека, исчерпавшего последние силы.

— Все, что я сделал, господин председатель, входит в сферу моих обязанностей.

— Нет никакой необходимости для столь формального обращения, генерал. Меня зовут Энди, или Эндрю. Можете называть меня и Тривейн, если настаиваете. Я очень вас уважаю и сочту за честь, если бы будете со мной менее формальным.

— Весьма любезно с вашей стороны, но я предпочитаю тон официальный. Вы во всеуслышание обвинили меня в служебном преступлении, соучастии в заговоре, пренебрежении присягой...