Тривселенная

Оба тезиса обрели самостоятельную жизнь, едва были излучены спорщиками, и, обрастая обертонами, свойственными каждой разумной идее, внедрились в мыслительные коконы всех, кто оказался способен воспринять новое знание. Лишь новорожденные сущности не приняли участия в дискуссии — они еще не понимали всей ее важности, в том числе и для самих себя.

В следующие мгновения практически вся Вселенная оказалась втянутой в дискуссию, какая не возникала уже много циклов вращения. Некоторые считали даже, что после того, как мир начал сжиматься и гибель стала неизбежной, никакие дискуссии полного уровня невозможны — не было уже в мире проблемы, решение которой требовало бы взаимодействия более чем трех, максимум четырех идей. Когда, иссякая до полного исчезновения, излученные тезисы обежали мир, оказалось, что новая дискуссия более важна для Вселенной, чем даже спор о необходимости конструирования эмоций, вспыхнувший незадолго до того, как расширение мироздания остановилось, будто жадность, сдерживаемая совестью.

Уровень дискуссии оказался настолько высоким, что разумная эмоциональность превысила пределы безопасности, и по меньшей мере в десятке областей Вселенной взрывы эмоций смели, раздавили, а кое-где и полностью обратили в мысленный фон около миллиона неокрепших после недавних локальных споров сущностей.

Проблема материальности волновала разумных всегда — сколько себя помнил Вдохновенный-Ищущий-Невозможного. Он возник вскоре после Начала — впрочем, насколько именно вскоре, не знал ни он, ни те идеи, что его породили. Смутное было время — ведь развитие Вселенной началось с одной-единственной мысли о бесконечности познания, мысли вполне примитивной, впоследствии неоднократно опровергнутой и погибшей еще в те времена, когда Вдохновенный-Ищущий-Невозможного только начинал понимать собственное предназначение в мире.

У первомысли даже и имени не было — это впоследствии, когда идеи начали возникать, как числа, если вести счет, сообразуясь с вращением Вселенной, первомысль назвали Бесконечной-Неправильно-Истолкованной, но смысла в названии было уже немного, поскольку носитель имени почти растворился в других идеях, более конструктивных и способных пережить не один период вращения.

А что до Вдохновенного-Ищущего-Невозможного, то его-то как раз породили прямые потомки Бесконечной-Неправильно-Истолкованной, — идеи невозможности бесконечного познания в конечной Вселенной, невозможности этического подхода к проблеме расширения мира. Было и еще какое-то количество невозможных в принципе идей, которые, объединившись, создали сущность гораздо более могущественную, способную дискутировать без боязни погибнуть даже с самим Гармоничным-Знающим-Материальное.

Вдохновенный-Ищущий-Невозможного ни в одном из многочисленных споров не смог проникнуть глубже того уровня осознания, который демонстрировал сам Гармоничный-Знающий-Материальное. Это выглядело странным. Закрытые идеи обычно долго не жили — опровергнуть их никто не мог, это верно, но и долгое существование было для них невозможно как раз из-за отсутствия взаимодействия с другими сущностями. Невозможность чего бы то ни было становилась легкой добычей именно Вдохновенного-Ищущего-Невозможного — все эти многочисленные поначалу сущности он давно уже впитал в себя. Все, да не совсем. Сладить с закрытыми идеями Гармоничного-Знающего-Материальное он не мог, а в одной из дискуссий даже потерпел поражение, расставшись с лелеемой им мыслью о невозможности материального присутствия в духовной Вселенной.

Сейчас этой дискуссии суждено было возродиться на принципиально новом уровне.

«Возникшая в мире материя обладает разумом, — заявил Вдохновенный-Ищущий-Невозможного. — Можно предположить, что произошло слияние с материальной структурой какой-то заблудшей идеи, возникшей на окраине Вселенной и вовремя не понятой никем, кто находился поблизости».

«Слияние духовного и материального невозможно!» — это была совокупная мысль миллионов идей, в том числе и такой старой и уверенной в себе, как Совестливая-Жаждущая-Справедливости. С ней обычно мало кто спорил — ее претензии на всеобщую справедливость давно были отвергнуты обществом. Вообще говоря, эта идея должна была уже погибнуть, но ей позволяли жить из-за других ее достоинств, хотя и второстепенных, но все-таки достаточных, чтобы с этой сущностью обращались если не с почтением, то хотя бы с признанием ее былых заслуг.

«Невозможно? — поразился Вдохновенный-Ищущий-Невозможного. — Значит, предлагаемая обществом идея может стать частью именно моего мировоззрения! Признавая невозможность разумной материи, общество позволяет мне достичь совершенства и стать, следовательно, идейной сутью вселенского масштаба. Я правильно оцениваю ситуацию?»