Тривселенная

— Я понял твою мысль, — прервал Ученого Миньян голосом Аримана. — Тот, кто создавал Тривселенную, знал о том, что эволюция миров может завершиться неожиданно и трагически, и, чтобы оставить шанс для спасения, создал еще и меня, наделив способностью… какой?

— Ты хочешь, чтобы я дал ответ? — удивился Минозис. — Я знаю лишь, что ты есть, что ты пришел, и что теперь у Тривселенной появился шанс. В чем этот шанс заключается, можешь знать только ты.

— Я знаю, — сказал Миньян голосом Даэны, неожиданно звонким и разбившим гулкую тишину помещения на множество осколков, посыпавшихся с потолка белыми хлопьями, таявшими, едва они достигали пола или плеч, или протянутых вперед ладоней.

— Приятно было поговорить, — сказал Миньян голосом Антарма, сделавшего шаг из круга и направившего в сторону Ученого указательный палец. Минозис спрыгнул с края стола и отступил к стене — молния, вырвавшаяся из кончика пальца Антарма, разодрала пополам пространство комнаты, белый мир оказался сверху, черный остался снизу, а разряд электричества, подобно оранжевой скатерти, накрыл мрачную глыбу, но сразу рассеялся, не найдя цели, ради поражения которой возник из духовной составляющей энергии.

— Мне тоже был приятен наш разговор, — сказал Минозис, и теперь в его голосе звучало напряжение. — Тебе не было места в этой Вселенной, нет и сейчас. Сейчас — более, чем раньше. И если ты еще не понял истинной причины…

— Я понял истинную причину, — сказал Миньян голосом раввина Чухновского. — Я знаю ее. Но решение я буду принимать сам.

— Конечно, — сказал Минозис, воздвигнув между собой и Миньяном стену прозрачного пламени, не более материальную, чем мысли о спасении души, посетившие грешника после исповеди у священника. — Учти только, что каждый миг твоего промедления чреват для моей Вселенной неисчислимыми бедствиями. Энергия памяти — самая агрессивная энергия, поскольку истощает мир не только в настоящем, но и в прошлом, причем в самом отдаленном, ведь возраст твой таков, что ты вспоминаешь то, что наши физики могли описать лишь в умозрительных уравнениях. Пока мы разговаривали — всего-то полчаса прошло, не больше — погибли два десятка галактик и сотни миллионов человек прекратили существование, не имея никакой возможности возродиться — разве что в виде пустых оболочек в описанной тобой Третьей Вселенной.

— Решение я приму сам, — повторил Миньян голосом Влада.

Он направился к единственной в комнате двери, но на пути стоял Голем с надписью «смерть» на лбу. Миньян попытался обойти глиняного монстра с двух сторон сразу, но распростертые руки Голема не позволили ему этого сделать.

— Ты надеешься задержать меня? — спросил Миньян голосом Аримана.

— Напротив, — сказал Минозис, — я надеюсь, что ты уйдешь. Навсегда.

Ариман протянул к монстру правую руку, и на лбу исполина появился отпечаток ладони — багровое, мгновенно почерневшее пятно. Посыпалась обожженная глина, Голем замер, обе его руки отделились от туловища и рухнули на пол. Прерывисто вздохнул Минозис, но взгляды Миньяна были прикованы к тому, что происходило с творением Бен-Бецалеля — Голем начал рассыпаться, материальная его оболочка на глазах превращалась в духовную суть, глина становилась пылью, пыль — мыслью, воспоминанием, энергия памяти высвобождалась слишком быстро, чтобы можно было даже десятью настороженными умамами воспринять единую картину, и лишь обрывки событий, некогда происходивших с Големом, стали впечатлениями, — так застревают в твердых телах быстрые частицы, нейтрино или мюоны, но большая часть проходит насквозь и исчезает в пространстве, чтобы на расстоянии многих парсеков встретить массивное тело далекой планеты и умереть в нем без пользы, без боли, но и без отчаяния.

Лишь одна сцена оказалась захвачена целиком, будто квант света, ударившийся о глазное дно и ставший сигналом, пробудившем в мозгу странную, но абсолютно реальную картину.

Это была узкая комната с высоким сводчатым потолком, похожая на кабинет Минозиса. Свет проходил сквозь разноцветные витражи, расположенные слишком высоко, чтобы можно было разглядеть систему в хаотическом расположении множества стекол. Лучи солнца разбивались, проходя сквозь преграду, на тысячи цветных осколков, и падали на пол, создавая странную дорожку, которую можно бы принять за выцветший ковер, если бы не проступавшие сквозь эту неосязаемую материю изображения грязных, давно не мытых, каменных плиток.

— Я слепил тебя не для того, чтобы ты молчал, — сказал старческий надтреснутый голос, и Миньян увидел, как из-за скрытого в тени и потому почти незаметного на фоне стены письменного стола поднялась тщедушная фигура. — Я задал тебе вопрос, и ты ответишь на него, потому что ты сейчас в моей власти. Ты — подобие Княза Тьмы, ты — его физическая оболочка. Он, твоя истинная суть, не может не понимать, что, уничтожив тебя, — а я это сделаю, не сомневайся, — я уничтожу и его природу. Он не сможет больше…