Тривселенная

— Почему это неверные? — дернулся Аркадий, показавшись самому себе бабочкой, насаженной на иглу. Игла протыкала его от пятки в правой ноге до левого уха — по диагонали через все тело. Не раскаленная игла, а холодное оружие — шпага или просто длинный прут. Аркадий сдержался, чтобы не закричать, и игла растаяла, как тает зубная боль, если расслабить мышцы и думать о постороннем.

Он прислушался к разговору Виктора с Чухновским.

— По крайней мере, — говорил раввин, — теперь мы знаем, что от этого не всегда умирают.

— Да, — согласился Виктор, — но мы не знаем, кто и при каких обстоятельствах станет следующей жертвой. Может, мы с вами.

— Я — нет, — быстро сказал Чухновский. — Как исполнитель обряда я защищен высшими силами.

— Да? — иронически спросил Виктор. — Высшие силы вам сами об этом сообщили?

— Согласно традиции… — начал было объяснять раввин, но Виктор перебил его, сказав:

— Потом. Традиции — потом. Давайте пройдемся по делу. Я полагаю, что началась эта цепочка в тот момент, когда Подольский провел свой первый опыт с полной реинкарнацией.

— Это не реинкарнация, — задумчиво сказал раввин. — Иудаизм несколько иначе описывает процесс. Душа, перешедшая в новое тело, не может ничего знать о своем предыдущем воплощении. На самом деле Генрих Натанович не реинкарнациями занимался, а чем-то иным. Я не думаю, что у этого есть научное название, но…

— Хорошо, назовите это переселением в память предка, вас это больше устроит?

— Н-нет, — с запинкой сказал Чухновский.

— Нет так нет, — легко согласился Виктор. — Но с тем, что это была попытка обнаружить истинного убийцу предка, и не более того, вы согласны?

— И не более того, — протянул раввин, — да, согласен. Иначе я бы ни за что…

— Хорошо, — быстро сказал Виктор. — Давайте теперь я попробую восстановить события, а вы прервите меня, если я, по вашему мнению, ошибусь.

— Тогда позвольте прервать вас сразу, — сказал Чухновский. — Вы ошибаетесь, думая, что события можно восстановить. Интерпретировать факты — это да. События — нет, они были и прошли…

— Давайте без демагогии, — резко сказал Виктор. — Когда впервые Генрих Подольский заговорил с вами о своем предке?

— Я же сказал вам… В апреле прошлого года.

— К Льву Николаевичу он пришел десять месяцев спустя. Значит, эксперимент проходил в пределах этого интервала времени. Судя по протоколам, которые получил Аркадий, в апреле прошлого года аппаратура была готова и настроена. Я не специалист в биоэлектронографии…

— Я тоже, — вставил раввин.

— Еще бы! И потому будем исходить из того, что Подольский писал в своем дневнике.

— Дневник? — похоже, что Аркадий произнес это слово вслух, потому что Виктор замолчал, раввин тоже не подавал голоса, и тогда Аркадий открыл глаза и увидел, что оба смотрят на него — напряженно, странно, будто именно он, а не кто-то из них двоих, мог рассказать о дневниковых записях Подольского и о том, кстати, как эти записи попали в архивный центр МУРа.

— Так, — произнес наконец Виктор, убедившись в том, что вгляд Аркадия достаточно осмыслен. — Ну, с прибытием. Можешь встать или так и будешь валяться?

— Сейчас, — сказал Аркадий и действительно попробовал встать, это оказалось труднее, чем он надеялся, но куда легче, чем он ожидал. Он приподнялся на локтях, Виктор поддержал его за плечи, и он сел, прислонившись к стене. Устроившись удобнее, Аркадий только теперь обратил внимание на то, что в комнате находится еще один человек. Лев Николаевич Подольский примостился на стуле, ладони сложил между колен и раскачивался вперед-назад, будто еврей на молитве. Возможно, он действительно молился, но тогда должен был надеть ермолку, без ермолки или какого-нибудь другого головного убора молиться нельзя, уж это Аркадий знал точно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Виктор.

— Нормально, — буркнул Аркадий и повторил, четко выговаривая слова и отделяя их одно от другого: — Я. Чувствую. Себя. Замечательно. И. Я. Не понимаю. Зачем. Ты. Полез. В. Стасис.

Виктор кивал головой после каждого слова, а при упоминании о стасисе бросил на Чухновского выразительный взгляд.

— Дорогой Аркадий Валериевич, — сказал раввин, сложив руки на груди, — Вы можете ответить на этот вопрос сами. Как и на многие другие вопросы. Только вы, повторяю, и никто другой. Но из-за вашего внутреннего сопротивления мы не можем продвинуться дальше. Нас, видите ли, интересуют совершенно разные аспекты. Вас и господина Хрусталева — естественно, криминальные, если они вообще существуют в этом деле. Меня — теологические, и они представляются куда более важными. А уважаемого Льва Николаевича, — раввин мотнул головой в сторону продолжавшего раскачиваться Подольского, — уважаемого Льва Николаевича волнует только старая история. Ему, видите ли, важно знать, действительно ли его прапрадеда убил секретарь Яков.

— Никого Яков не убивал, — сказал Аркадий. Слова вырвались, минуя сознание, и только произнеся их вслух, он понял, что действительно знает о том, что происходило в старом доме Подольских чуть ли не двести лет назад. Более того, не просто знает, он был там именно тогда, именно в момент…