Трижды до восхода солнца

— Точно. Аппетиты у дамочки возрастали, к тому же мою щедрость она истолковала по-своему и весьма своеобразно. Явилась как-то темной ночью и начала с жалоб на мужа, а потом предприняла попытку раздеться, что восторга у меня не вызвало. Стало ясно: все это надо прекращать, и очень быстро. Я помог даме одеться и предупредил: денег больше не дам, в свою постель не пущу. Из моей квартиры она вылетела как ошпаренная и тут же стала членом клуба моих врагов. Меня это вполне устроило, враг из нее никудышный, а осточертела она мне к тому времени донельзя.

— У меня своя версия, — выслушав, сказала я. — Юдина дружила с настоящим Берсеньевым, и кое-что в твоем поведении могло ее насторожить.

— И я придушил бедняжку? Тогда чего ты до сих пор жива и целехонька? Ты знаешь куда больше, чем она смогла бы накопать, — усмехнулся Берсеньев. — Никто ничего не докажет, об этом я позаботился. Но если хочешь, пусть это будет одной из версий. Кто у нас следующий? Багрянский-младший? В расследование вы ввязались с его подачи? — Я молча кивнула, кривляться вдруг расхотелось. — Очень хорошо. Его отец богатый человек, — продолжил Берсеньев. — Вот мы и нашли бабло. Наследство. Ты считаешь, что милую старушенцию отравили?

— Я знаю нечто такое, чего нет в статье, — с некоторой обидой произнесла я. Его насмешки здорово достали, но уходить я не спешила. Даже наоборот, очень хотела продолжить разговор.

— И что же это? — хмыкнул Берсеньев, а я рассказала о девушке-официантке, мысленно восклицая: «Господи, я что, спятила?» Господь, как всегда, остался безучастным, предоставив мне возможность самой решать, спятила я или нет. Берсеньев выслушал меня с большим интересом. — Девица в черном парике, блузка не такая, как у прочих официанток, и бейджик другой. Я видел ее почти в самом начале приема, а потом красотка исчезла.

— Почему ты обратил на нее внимание? — насторожилась я.

— Привычка подмечать детали. Раньше в силу необходимости, а сейчас все больше по привычке.

— Слушай, может, ты в самом деле Джеймс Бонд?

— Куда ему до меня, — рассмеялся Берсеньев. — Вернемся к вашему другу. Он рулит в нескольких фирмах, принадлежащих отцу. Отцу, а вовсе не ему.

— У него есть свой бизнес.

— Есть. Но весьма скромный. Может, ему захотелось настоящего дела?

— Ты что, спятил? По-твоему, он мог отравить собственную мать?

— Такое иногда случается, и даже чаще, чем ты думаешь, — нравоучительно изрек Берсеньев. — Вопрос, как сильно он хотел стать самостоятельным. По закону, матери принадлежит половина состояния мужа, наследников двое — муж и сынок, следовательно, парень уже сейчас получит четвертую часть. Учитывая, сколько бабок на кону, это совсем неплохо. И от капризов папаши, с которым у него отношения не клеятся, он избавлен.

Подобные мысли и меня не раз посещали, оттого возражала я скорее из вредности.

— Тогда проще папу отравить.

— Труднее. Папа не болтал, где только можно, о своих мемуарах. И злодея искали бы строго по назначению — там, где бабло. И уверяю тебя, непременно бы нашли. Если бы захотели. В случае кончины мамули следствие легко направить по ложному следу, особенно если обратиться за помощью к двум доверчивым дурам, которые схавают любую приманку. Это, конечно, если следствие вообще будет. Мамаша диабетик, можно все провернуть очень ловко, да еще труп кремировать, чтобы тему закрыть. У такого парня наверняка найдется подружка, которая не откажет ему в помощи в надежде разделить с ним возможность вдоволь купаться в деньгах. А для этого только и нужно, что поднести маменьке на приеме рюмку текилы. Любящий сын хорошо знает, что из лекарств ей противопоказано.

— Ошибочка, — язвительно произнесла я. — Какого черта ему являться к нам, если все так складно получилось?

— Чтобы понять это, вновь вернемся к папе. Багрянский-младший мало чем рисковал, вы не спецы из следственного комитета, а две идиотки, которые на слово поверят в рассказ старого друга и проверять его не станут. Зато если им вдруг повезет и они обнаружат причину, по которой Багрянский-старший желал бы избавиться от жены…

— Обвинить отца в убийстве?

— Ну, наконец-то начала соображать. Папуля — дяденька в летах, здоровье хоть и богатырское, но сердечко лишних волнений может и не выдержать. Бизнесмены вообще народ хлипкий, постоянные стрессы, то да се… Если повезет, парень огребет все деньги без риска, что отец оставит его без наследства, потосковав о супруге и женившись на дамочке детородного возраста.

Примерно то же самое я не так давно говорила Агатке, но теперь, слушая Берсеньева, вдруг начала злиться. И немного перефразировала вопрос, некогда заданный мне сестрицей:

— Слушай, а тебе не очень уютно в этом мире.

— Ты сейчас о чем? — ухмыльнулся Берсеньев.

— О вере в человечество, придурок.

— С верой туговато, тут ты права. Хочешь считать своего дружка приличным парнем — ради бога. Просто сохраняй объективность. Это лишь одна из версий, — добавил он.

— И мне она не нравится.

— Ничего. У нас еще папа есть. Как у старика с моральным обликом? Не очень?

— Не очень, — скривилась я.