Трижды пестрый кот мяукнул

При воспоминании о старом друге я вспыхнула. О, как это будет прекрасно — позвонить ему и рассказать потрясающую новость о смерти мистера Сэмбриджа! Но перед тем как это сделать и со спокойной душой насладиться искренней и чистосердечной похвалой инспектора, я должна уничтожить следы своего собственного расследования.

Перед тем как передать дело в руки полиции, надо еще многое сделать, и лучше поторапливаться. Мне нужно вернуться в Букшоу до приезда такси, которое отвезет нас к отцу в Хинли. Это откладывать нельзя.

Также не следует исключать факт, что кто-нибудь, например, почтальон, явится в Торнфильд-Чейз и обнаружит меня над трупом мистера Сэмбриджа.

Меня, как пить дать, выдаст «Глэдис», стоящая во дворе. Нет времени прятать ее, и если меня поймают в этот момент, мне будет трудно оправдаться.

Нет, лучше всего продолжать свои изыскания и надеяться на лучшее.

Однажды отец сказал нам: «Даже в самых отчаянных ситуациях нужно ставить результат на первое место».

И он прав. О, как мудр мой отец.

Результат — это все.

Первая сложность заключалась в том, что мне надо внимательно изучить лицо мистера Сэмбриджа, при том, что он висит вверх ногами и, как я уже сказала, я не имею ни малейшей возможности снять его с двери.

Решение пришло сразу же. Я шагнула в сторону, вытянула руки над головой, наклонилась вбок, уперлась правой ладонью в ковер и рывком подняла себя ногами вверх, оказавшись лицом к лицу с трупом.

Совсем другое дело!

Он тут же показался мне более человечным, несмотря на гримасу. Такое впечатление, будто все встало на свои места.

«Должно быть, у нас есть участок мозга, — подумала я, — отвечающий за узнавание человеческих лиц: участок, который отключается, если лицо перевернуто. Надо не забыть исследовать эту гипотезу в более удобное время».

Но сейчас я с изумлением поняла, что уже видела это лицо.

Грива седых волос, высокий выпуклый лоб, длинные уши и грустные глаза вызвали давно забытое воспоминание. Но я не могла вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах.

«Сейчас не время», — подумала я.

Лицо мертвеца было так близко, что я видела его словно под микроскопом: поры на носу (широкие, но чистые), красные точки лопнувших сосудов, распространявшиеся во все стороны, словно карта Амазонки и ее притоков.

«Ага! — подумала я. — Он пьет».

Но нет! Хотя я еще не провела тщательный обыск дома, до сих пор мне нигде не попадались бутылки.

Значит, пил раньше.

Мне показалось, или на лице трупа и правда отразилось некоторое облегчение от того, что я передумала?

Щеки и шея вокруг бороды были чисто выбриты — ни малейшего намека на щетину, следовательно, он умер рано утром, вскоре после того как побрился.

Я снова обратила внимание на его волосы, свисавшие к полу. С того ракурса, с которого я смотрела, мне казалось, что они испуганно вздыбились. Ухоженная шевелюра, как будто владелец всю жизнь регулярно втирал в нее тонизирующий лосьон.

«Волосы как у человека более молодого, — произнес мой внутренний голос. — Может, парик?»

Балансируя на голове и одном локте, я аккуратно протянула руку и резко дернула пару волосков, подумав, что: 1) мертвым не больно, 2) на волосах не остаются отпечатки пальцев.

Нет, не парик. Свои волосы. И как я раньше не сообразила, ведь их цвет идеально совпадает с цветом волос в ушах и носу покойника.

Люди, которые красят волосы, бороды, усы и брови с неблаговидными целями, редко вспоминают об ушах и ноздрях.

Я внимательно рассмотрела кожу. Щеки и лоб были в красных пятнах, тыльные стороны ладоней, безжизненно свисавших к полу, тоже. Пальцы были скрючены, как когти, — словно их хозяин умер, хватаясь за что-то, как утопающий за соломинку.

Я изучила ногти. Как и подозревала, несколько из них — большой, указательный и средний на каждой руке — были сломаны. И под ними засохла кровь. Кончики пальцев были исцарапаны и покрыты ссадинами (ссадины — слово, которое я почерпнула из романа Диккенса «Мартин Чезлвит», в котором старшая мисс Пекснифф обнаружила оные повреждения на выступающих частях тела отца, упавшего с крыльца. Еще я слышала его от Доггера, когда он промывал мои раны после того, как «Глэдис» дернулась и сбросила меня на гравий).

Судя по ссадинам, кровь под ногтями, скорее всего, принадлежит покойнику.

Если мистер Сэмбридж повредил пальцы после того, как его подвесили вверх ногами, источник ран должен быть на расстоянии не более вытянутой руки. В пределах досягаемости.

Я согнула ноги и вышла из стойки на голове.

Долго искать не пришлось. Приспособление, с помощью которого повесили мистера Сэмбриджа, представляло собой что-то вроде лебедки: хитроумная система веревок и блоков, закрепленных на двери. В середине устройства находилось нечто, вырезанное из дерева и напоминающее мельничное колесо в какой-нибудь старомодной викторианской деревушке. В миниатюре, разумеется.