Трижды преданный

Чирков и его подельник показались в дверях, подняли Олега с пола, вытащили в коридор, оттуда в кабинет, усадили на стул. Макс держал Олега за плечи, пока Чирков раскладывал на столе документы. Олег пытался прочитать хоть что-то, но перед глазами все плыло, смысл написанного терялся, да он и ручку-то еле держал в пальцах, с трудом выводил свою подпись под строчками протокола.

– Вот и все, умница. – Чирков просмотрел бумаги, убрал их в папку, и снова покровительственно похлопал Олега по щеке.

– Хороший мальчик. Ничего, на первый раз много тебе не дадут, посидишь, отдохнешь. Может, открытие какое совершишь и Нобелевку получишь за открытие тайны черных дыр. Тогда все девки твои будут… Макс, звони, пусть забирают. И Сане скажи, что отбой, пусть его сегодня профессионалки обслужат, он, поди, уже отдохнуть настроился, а тут такой облом…

И будто чумной вихрь поднял и поволок дальше: провонявший блевотиной полицейский «уазик», койка в ИВС с зарешеченным окошком под потолком, потом Сизо. Теснота, духота, мат, отбросы вместо еды, тошнота, головная боль, потом разговор в небольшом кабинете с полной активной черноволосой женщиной средних лет, что сидела за столом напротив – бесплатным адвокатом.

– Плохи ваши дела, – с места в карьер начала она, – лет шесть вам дадут, не меньше. Учитывая тяжесть содеянного плюс то, что потерпевший оказался инвалидом, и ему понадобилось специальное лечение после нападения… В общем, я вас предупредила, готовьтесь.

Несколько лет назад Олег переболел воспалением легких. Температура зашкаливала за сорок, антибиотики не помогали, и в какой-то момент он решил, что это все, конец карьеры. Боли тогда он не чувствовал, да и не только боли – вообще ничего, кроме странного чувства, что оказался на карусели, как в детстве. Только та стоит на месте, а мир крутится вокруг, показывает картинки: яркие, пестрые, живые. Слышал даже голос матери, давно и прочно, казалось, забытый, а потом отец привез новые – термоядерные, по словам завотделением – антибиотики, и все прошло. А сейчас все вернулось, только дышал он почти свободно, боль в сломанных ребрах чувствовал через раз, но мир снова кружился вокруг него, на это раз не задевая. Сутки сменяли друг друга, наступала ночь, шел дождь, вокруг мельтешили зэки и охрана, а он по-прежнему думал, что все пройдет. Даже свидание с отцом прошло как под гипнозом, Олег в основном молчал и смотрел вбок, не в силах взглянуть в глаза родному человеку.

Отец – седой, загорелый, немного сутулился как всегда, старался выглядеть спокойно, говорил уверенно, но во взгляде читалась растерянность и толика отчаяния.

– Как? – только и спросил он, увидев сына за стеклянной перегородкой, – как, Олег? Почему? Ты можешь мне объяснить?

Не мог, даже если бы и хотел, слова отца не задевали его, будто чужой человек сидел напротив, которому все безразлично. Отец состояние сына помнил, и заговорил снова:

– Олег, я им не верю, это чушь, бред, это подстава. Тебя заставили это подписать? Тебя били? Ты как себя чувствуешь? Да не молчи ты!

Он смотрел в лицо сына, смотрел пристально, да только зря старался. Мелкие ссадины на лице давно зажили, а кровоподтеки на ребрах и позвоночнике скрывает футболка, только не надо отцу знать об этом, незачем.

Олег поднял глаза, посмотрел на отца и собрался с духом:

– Нет, я сам. Все так и было.

И, не давая отцу сказать и слова, спросил:

– Как Наташка? Ты ее видел, она звонила?

И только сейчас будто стряхнул с себя сонную одурь последних дней, и не сводил с отца глаз. Тот развел руками:

– Не знаю, пропала. Телефон выключен, по городскому никто не отвечает. Я звонил вчера и сегодня утром – тишина.

От этой новости стало полегче, почему-то пришла уверенность, что Наташка в безопасности, что ей хватило ума сообразить, что дело дрянь и уехать куда подальше, и отсидеться, пока все не уляжется. А если еще здесь, то пусть уезжает немедленно, хоть она Чиркову не нужна, он свое получил, и девушку не тронет. «Или наврал?» – тяжко шелохнулось нехорошее предчувствие, но Олег отогнал его из последних сил.

– Передай ей, что у меня все нормально.

– Замолчи! – выкрикнул отец, – замолчи и меня слушай! Плевать мне на твою прошмандовку, мне ты нужен, живой и здоровый! Я квартиру и дачу продам, найду тебе хорошего адвоката, он тебя вытащит.

Отец Наташку малость недолюбливал, но старался скрывать свою неприязнь, однако сейчас сдерживаться не стал, и Олег попытался перевести разговор на другое:

– Не надо, не поможет, – сказал он, но тщетно: отец и слушать его не стал. Махнул рукой и резко поднялся со стула, поспешно вышел из комнаты для свиданий. Олега увел конвой, и, пока шли в камеру, он снова, как в тину, погрузился в свою «пневмонию» – так было легче ждать финала.