Трижды преданный

А сама кое-как успела погасить паскудную скользкую улыбочку, сделала вид, что вот-вот заплачет, ну, в точности, как обиженный ребенок, и Олег не выдержал. Врет, сучка, врет, как дышит, и отпирается до последнего, хоть и понимает, что попалась. Какая же дрянь, Господи, ну, почему он раньше этого не замечал?

– Не прикидывайся. – Он подошел к ней вплотную, и Наташка попятилась назад. – Не ври мне, гадина! Ты встречалась с ним прошлым летом и предлагала начать все с начала. Не было, скажешь?

Последние слова он, не сдержавшись, чуть не выкрикнул. Наташка отшатнулась, ухватилась за перила и вдруг разрыдалась громко и некрасиво, лицо ее перекосилось, она словно постарела сразу лет на пять.

– Олег, прости меня, я думала, ты уже не вернешься… Ты не писал мне, не звонил…

– Еще скажи, что ждала меня, дрянь. Ребенок-то хоть мой был или от Осипова?

– Да, да, – встрепенулась Наташка, – твой, не сомневайся, я точно знаю…

И осеклась, поняла, что не просто глупость сморозила, а приговор себе подписала. Спустилась на одну ступеньку вниз и выставила руку перед собой, точно защищаясь. В подъезде стало совсем темно – не иначе, фонарь на улице отключился, Олег почти ничего не видел перед собой, только смутные очертания ее фигуры, и все, а лицо как туманом заволокло.

– Ну, ты и сука, – глухо сказал он. – Отец тебя насквозь видел, а я, дурак, не разглядел. Еще раз тут увижу…

И сам не понял, что произошло: то ли он толкнул Наташку, то ли та сама, испугавшись, полетела с лестницы. Грохот раздался неимоверный, за ним крик, потом в глаза ударил свет.

– Тихо, тихо, – услышал он голос Морока, – ты что, хватит!

Приятель втолкнул Олега в коридор, а сам выскочил на площадку. Захлопали двери, послышались голоса – говорил в основном Морок, предлагал соседям вернуться по своим норам и не высовываться. Потом все стихло, доносился только плач, но вскоре и он стих. Морок вернулся и стал быстро одеваться.

– Пойду, провожу ее, – бормотал он, застегивая куртку, – она сама идти не может, ногу подвернула.

Шевельнулось внутри что-то вроде жалости и стыда, но оба чувства моментально испарились. Грохнула дверь, голоса в подъезде затихли, Олег снова лег на диван и с минуту глядел в потолок. Злость не отпускала, в голове точно осиный рой гудел, генерировал зачем-то мысли и слова, которые Наташка явно заслужила, да поздно было. И отвращение к самому себе не давало покоя, и вина перед отцом, и много еще чего, забытого, казалось, всколыхнулось разом, напомнило о себе, взяло за горло. Оставаться с этим наедине стало невозможно, Олег быстро оделся, закрыл квартиру и побежал по лестнице вниз.

Во дворе постоял немного, глядя на помятую в схватке с «Шевроле» машину, но решил пройтись пешком. И пошел, не оглядываясь, прочь от дома, по чужим дворам, мимо чужих окон, шел, не глядя по сторонам, а только вперед, будто хотел рассмотреть там нечто, что поможет ему забыться. Адская смесь из отчаяния, злобы и стыда гнала дальше, подстегивала, не давала остановиться, и Олег шел, сворачивая в первые попавшиеся переулки, пока, наконец, не выдохся.

Почувствовал, как взмок от этой гонки, скинул капюшон, сбавил шаг. Огляделся, прикинул, где находится, и, взяв правее, двинулся вдоль бесконечного забора то ли завода, то ли промзоны. Ходу отсюда до дома было минут сорок, и он не торопился. То ли усталость взяла свое, то ли крутившиеся, как заевший диск, мысли отпустили, но стало легче. Наташка – черт с ней, ну, кто в молодости не ошибался, покажите такого? Правда, за ошибку пришлось дорого заплатить, но жизнь-то не кончена, еще можно многое успеть, а прошлое должно оставаться в прошлом, ибо верно сказано: не вливают вина нового в мехи старые. В смысле, заканчивать все тут надо и уезжать, как сразу собирался.

Забор закончился, пошли дворы, за ними был небольшой пустырь и «родная» пятиэтажка. Олег оказался на краю небольшого овражка, ловко скатился по его склону, выбежал на тропинку и увидел перед собой двух парней. Они неторопливо шли ему навстречу, шли молча и довольно быстро, хотя один, тот, что пониже ростом, немного отставал: то ли не успевал за первым, то ли готовился страховать его. Олег будто случайно уронил перчатку, присел, поднимая ее, оглянулся. Там никого, что ровным счетом ничего не значит. Двое против одного – расклад не совсем в его пользу, но и бежать как-то не с руки, да и мало ли, что у этих двоих на уме. Может, они за выпивкой намылились….

Он пошел дальше, все так же быстро, не сбавляя шаг, и не сводил глаз с приближавшейся парочки. Разглядел, что оба одеты одинаково – куртки, джинсы, удобная обувь, что один натянул шапку до бровей, а второй выглядывает из капюшона. Руки держат в карманах, что малость нервирует, а больше придраться не к чему.