- "Братишку жалко!" - Гордий усмехнулся. - А в ста шестидесяти протоколах допроса брата сотни неточностей, несуразной болтовни, ничего общего не имеющей с соблюдением законности!
- Не знаю! Я сидел, а не сажал!
- Не знаете? Нет, знаете! Вы же помните, что говорилось однажды на допросе. Вам приводили свидетельницу Крук. Вы не помните, что она сказала? Она сказала, что Светлана Иваненко рассказала ей...
- И что? Не помню!
- Она рассказывала, что Светлане нравился музыкант, но не пианист, а скрипач.
- Не знаю!
- Именно скрипач. Доренков. Об этом говорили и Тишко, и Каширина. Среднего роста, худощавый... Ну какой же худощавый ваш брат? Ходил по Криничному переулку. "Правда, хороший парень?" - спросила однажды Светлана у своей подруги Щербаковой.
- Володя Доренков... Да, это, пожалуй...
- Брата жалко! А еще чего-то жалко?
- И что? Но документы тех протоколов тогда пропали!
- А я их нашел! - торжествующе сказал Гордий. Лицо его осветилось, он радовался. - "Братишку жалко!" А на все остальное - плевать? Пусть старик бегает, ищет! А мы - не хотим вмешиваться. А что нам?
8
- Пианист!
- Я!
- Давай на выход!
Это кричал Сыч. Он стоял у двери помещения.
- Ну шевелись!
- Я не понял...
- Поймешь. Бери тряпку и ведро.
- Сейчас, сейчас! - Пианист пошел в угол, там, в дальнем углу, он всегда находил ведро и тряпки.
- Да ты зажги свет, - подобрел Сыч. - И не суетись.
- Нашел и так, - буркнул Пианист.
- Давай за мной.
На улице он подтолкнул Дмитриевского.
- Давай, давай, шире шаг. В армии служил?
- Не-ет.
- Видал, "не-ет!" А я отбухал свое... А почему ты не служил?
- Я учился в институте. У нас была военная кафедра. Я получил звание младшего лейтенанта.
- Ты гляди, справедливость! Мало того, что его учили за бесплатно, он еще и звание получил! А я... Я отслужил за милую душу, был в таком дальнем гарнизоне, где девку увидал на шестом месяце службы. Приехала к нашему взводному двоюродная сестра. Было в горах, далеко, за ней посылали специальную машину. Она, оказывается, переписывалась за... Про что я? А! С одним моим корешом переписывалась. У них была, Пианист, любовь. Вышла она, Пианист, не за кореша, а за офицера. Девок-то в гарнизоне не было! Всякая - за Брижжит шла!
Сегодня Сыч был больше чем многословен. Пианист заметил, что от него попахивает водочкой. Где-то "одолжился".
- У меня самого любвей не имелось, - бодро трепался Сыч. - Я пользовался тем, что никому не нужно. А старик, этот, по золоту, рассказывает, что твоя баба была красавицей. Конечно, ты грамотный, еще и младший лейтенант. Я бы на твоем месте... Ну пусть бы пришла на работу с жалобой! И что? Не посочувствовали бы тебе, что ли? Как-нибудь бы выкрутился. А то... Давай, Пианист, ведром вычерпывай. Что-то ты не угодил опять бригадиру... Ведром вычерпывай и носи, вычерпывай и носи... А я... Я сегодня счастливый человек. Ты знаешь, за что я попал? Я тебе только могу рассказать. Десять лет я получил тоже ни за что! Я, понимаешь, был на разгрузке баржи. Ночью забрался, чтобы переспать там, свечу зажег. От мышей и крыс! Ну, выпил. Водка там была. И заснул... А когда вытащили, я понял, что на барже пожар. Не успел очухаться, - червонец! На всю катушку и размахнулись, статью для этого случая подыскали. Не сажать же начальство!.. Да ты веселей, веселей черпай! И носи шустрее! Чего на тебя бригадир сычит? Скажи, ты бы хотел... Я бы нет! Я имею в виду, чтоб, допустим, не вытащили оттуда, а так бы сгорел. Жалко, правда? Как там ни крути, житьто лучше. А черви тебя съедят, - какой интерес? Потому я тебе советую: держись, Пианист! Играешь ты - плакать хочется! Зачем тогда кончать? И бригадир... Только я тебе ничего не говорил, понял-нет? Что бригадир? Бригадир - сука. Он на тебе поедет, ага! Выдвинули! Он хорош во всем, да! Только я тебе ничего не говорил... Мы без тебя, Пианист, Новый год отмечали... Ты вот думаешь: от меня теперь пахнет... А мы тогда на Новый год даже ели ананасы. Посчитай. А нет! Тебе это вредно. Хотя... Все тут можно купить, Пианист. У бригадира - башли. Водка - пожалуйста, чай краснодарский, иной не пьет. Башли! Тебе, конечно, передачи носят, хорошо. А я взял и выпил. Потому и брось фокусы. Закопают и не отыщут... В самом начале, конечно, ты много говорил. Кому это надо? Если бы тебя отпустили, было бы даже для других обидно. Почему его отпустили, а меня нет? Что я им, к примеру, сделал? Свечку не погасил? А кто-нибудь позаботился, чтобы я спал не в барже, а где-нибудь в положенном месте? Фиг позаботились! Сами воруют, зачем им про других заботиться!
- Это ты верно говоришь. К расстрелу тебя не присуждали?
- Нет, к расстрелу нет.
- А если бы присудили?
- За что?
- За то, что ты не делал?
Сыч тяжело сел рядом. Где-то мигал фонарь. Стена в пятидесяти шагах виднелась в свете, на вышке ходил часовой.