Тризна безумия

«Я прихожу в твои сновидения каждую ночь и твержу тебе: „Глаза голубой собаки”», — сказала она и добавила, что даже при посещении ею ресторанов она, делая заказ, шептала юным официантам: «Глаза голубой собаки». Однако официанты обходились с нею с неизменным почтением, кланялись и признавались, что никогда не слышали подобных слов в своих сновидениях. «Глаза голубой собаки» — она писала эти слова на салфетках, выцарапывала на столах, покрытых полировкой. И на запыленных окнах отелей и вокзалов, да и вообще всех муниципальных зданий она выводила пальчиком: «Глаза голубой собаки». Однажды, оказавшись возле незнакомого магазина, где продавали лекарства, она неожиданно почувствовала в воздухе мучительно знакомый аромат, памятный ей по той самой ночи, когда я в одном из ее сновидений появился в ее комнате. «Я наверняка встречу его здесь», — подумала она про себя и зашла в магазинчик. Полы магазинчика были выложены новехоньким блестящим кафелем. Она приблизилась к продавцу и сказала: «Я постоянно встречаю в своих сновидениях человека, говорящего мне: „Глаза голубой собаки”». Торговец внимательно и неприязненно взглянул ей в глаза, а она добавила: «Мне просто необходимо отыскать человека, говорящего эти слова в моих сновидениях». Продавец ухмыльнулся и предложил переместиться к другому концу прилавка. А она не могла отвести глаза от девственно чистых кафельных плиток, и знакомый аромат мучил ее сильней и сильней. И тогда она раскрыла свою сумочку, достала ярко-красную помаду и, опустившись на колени, вывела огромными кровавыми буквами: «Глаза голубой собаки». Торговец тут же бросился к ней. Он заявил: «Сеньорита, вы испортили наш пол!». А потом вручил ей мокрую тряпку и приказал: «Вытрите немедленно!» И, по-прежнему стоя возле лампы, она рассказала мне, что ей тогда пришлось чуть ли ни целый день ползать на четвереньках. Она стирала буквы, рыдала и приговаривала сквозь слезы: «Глаза голубой собаки». В дверях магазинчика было полным-полно народа; на нее показывали пальцами и говорили, что она «с приветом».

Она умолкла, а я все сидел себе и сидел, покачиваясь на стуле. «Дни напролет я бьюсь над тем, чтобы вспомнить единственную фразу, благодаря которой мы обретем друг друга, — начал я. — Сейчас я почти уверен в том, что завтра утром я еще буду ее помнить. Я постоянно твержу эти три слова во сне, а просыпаясь, обнаруживаю, что они исчезли из моей памяти». И она сказала мне: «Но ведь ты же сам и придумал их, когда мы встретились впервые». И я ответил ей: «Да, я увидел твои серые, цвета остывшей золы, глаза и меня осенило. Но приходит утро, и я не в силах их вспомнить». И она, сжав руки в отчаянии, устремила их к лампе и, глубоко вздохнув, проговорила: «Ты, по крайней мере, мог бы попытаться вспомнить, в каком именно городе я пишу эти слова».