Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Братья кинулись наружу. Частый топот не оставил никаких сомнений ни в даре Олега, ни в том, что и у стен есть уши.

— Что ни делается, то к лучшему, — вдруг молвил князь. — Надо было дверь и вовсе оставить открытой, так бы нас лучше слышали.

— Чего уж теперь? — хмыкнул Гудмунд, возвращая меч в ножны.

— Никогда не поздно исправить, — отозвался Олег. — Не затворяй!

С этими словами он вернулся к изумлённой жене, следом за ним и младший брат.

— Вот так весть о посольстве Розмича перестала быть тайной, — пояснил Олег для Силкисив.

— Почему вы не хотите мне рассказать по-человечески, как погиб мой отец?! — вспыхнула она. — Я имею на то право — знать!

— Конечно, — согласился Олег. — Сама о том просила, хотела этого. Изволь, дорогая… — И, обратившись к Гудмунду, промолвил: — А ты, брат мой, всё и так уже знаешь. Не откажи в просьбе, приведи мне Риону… А коли изыщет причины не делать этого немедля, сообщи, это я так хочу. Я так желаю и повелеваю ей явиться.

Гудмунд кивнул и вышел.

— И пусть Сьёльв пришлёт варягов, самых молчаливых, — добавил уже в спину и назвал имена.

— Хорошо, будь покоен! — отозвался Гудмунд.

— Это разве касается нас обеих?! — покраснела Силкисив.

День за днём восстанавливал он в памяти череду минувших событий, стараясь проникнуть в замыслы вышних Сил. Ничто в этом мире не случается просто так, всё имеет причину и следствие.

Олег возвратился мыслями в тот год, когда старый верный Валит, служивший ещё Гостомыслу, прислал тайнописную бересту: «Восстала вся Корела, и не будет дани Новгороду…» Сообщал он, что мутил народ некий колдун али чародей, и как приказал поймать того — не вышло. Заступились племенные вожди, словно бы сговор был промеж них. И хоть сам тот чародей как в воду канул, это лопь да корелу пуще прежнего взбудоражило.

Вспоминал, как сперва думали они с Рюриком, сумеют малой силой обойтись. Да рассудили после, что созывать надо со всей Славии на подмогу. Одною дружиной никак с восставшими не справиться — коли сильный отряд Валита перебили, навалившись со всех сторон, дело серьёзное и долгое.

Тридцать лет и три года минули с тех пор, как на острове в Кореле окончил дни свои Рюриков прадед Буривой, несчастливая земля — отняла она сына Выбора и у короля Гостомысла, правившего после. Остерегали волхвы и прежнего новгородского владыку, но Рюрик был непоколебим — раз и навсегда думал покорить беспокойного соседа.

Послали немедля и за русами к Вельмуду, и к кривичам, даже к Полату, на окраину земель новгородских — в Белозеро. Пока съезжались да совет держали — на Волхове лёд встал. Поход отложили до поздней весны…

Всё это время Полат гостил у отца, бывал и в Олеговых хороминах, навещая златовласую сестру и годовалого племянника.

— Не забыла, как в ту зиму ты просила меня принести сильные обереги? — спросил Олег Силкисив. — Чтоб Херрауда от глаза дурного защитить, — напомнил он обстоятельства.

— Да, но при чём тут мой отец?

— Погоди, жена. Я спросил тебя тогда, не проще ли глаз дурной выколоть прежде, чем посмотрит. Ты отшутилась, мол, на всякий случай. Признавайся! Был такой?!

— Почудилось просто.

— Хорошо бы, если… Уж договаривай.

— На родного брата плохо подумала, что завидует счастью нашему и твоей удаче, — призналась Силкисив. — Но теперь ты объяснишь, к чему все эти вопросы?

— Помнишь ли, как маленький Ингорь страшно болел и Едвинда умирала следом от той же хвори.

— Больно это вспоминать. Я никогда этого не забуду. И кровавую пену на немеющих губах твоей сестры. Ведь была с ней в тот роковой день. Никого не щадят лиховицы!

— Сильный был яд, — вдруг молвил Олег, изучая жену немигающим рысьим взглядом.

Она вздрогнула.

— Яд? Ты допускаешь это?! Не может быть! Застудился княжич, а с ним и мать.

— Я тоже ту пену синюшную стирал с её губ… А недавно — с Рюриковых… А между тем рана его по всем меркам шутейной была. Нож — вот он не был пустяковым.

У меня в тот злой вешний месяц оставались ещё дела в Новогороде, я должен был нагнать Рюрика уже в Алоди. Он не поверил бы никому, скажи ему, что жена и сын мертвы, хотя ещё несколько дней назад он целовал обоих. Лишь мне одному князь поверил, и похода на Корелу в тот год не состоялось.

Силкисив побледнела, зашаталась, оперлась слабеющей рукою на стол. Стала оседать, но Олег подхватил жену и усадил на лавку, сам опустившись пред нею на колено.

Слёзы градом покатились из прекрасных синих очей. Силкисив закрыла лицо, но точёные персты не могли приглушить тщетно сдерживаемых рыданий.

— Твой отец был крепким человеком, хотя смерть жены и сына подточила его силы, на здоровье он никогда не жаловался. И только потому, что унаследовал от Умилы и Табемысла редкие жизненные силы, яд не убил его сразу, как Ингоря. Он получил лишь один предательский удар, маленький порез остался у него на коже, но уже к вечеру князь не мог ни есть, ни пить, исходил потом, делал под себя, как ребёнок. Это была самая ужасная смерть, какую мог бы ожидать прирождённый воин и правитель.