Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Риона побледнела, перекрестилась, потом всплеснула руками — но горькие предательские слёзы потекли по впалым щекам.

— Признавайся же, как в исповедальне попу, с кем супротив великого князя и жены его умышляла! — прорычал Олег, подступая к Рионе, тщетно пытавшейся скрыть очи за тонкими перстами. — Рассказывай, как с ворогом сносилась. Сама не выдашь — поверенная твоя всё на дыбе изложит, в том не сомневайся!

— Всех оставшихся в городе скоттов мы… пересчитали, — встрял Гудмунд. — Одного не хватает, монаха, что был при княгине. Говорят, что с Розмичем отбыл на Жедановой лодье.

— Это святой человек, он ни в чём не виновен! — заступилась княгиня за Ултена. — Да и вся моя вина лишь в том, Одд, что ты меня не любишь и не любил никогда.

Силкисив покраснела и поднялась.

— Это не для меня, Олег! Вы уж как-нибудь сами тут… разреши мне уйти.

— А о том, кто моего друга и отца твоего потравил, знать не желаешь? — спросил он, бледный, как сама смерть. — Гудмунд, прикажи, пусть приведут пленника. И Мизгиря пригласи. Он, чую, уже внизу дожидается.

* * *

Мизгирь вошёл первым, поклонился поясно Олегу с Гудмундом. Положил поклон и жёнам княжеским. Силкисив не была столь надменной, как Риона, и благосклонно кивнула волхву.

Олег указал ему, чтобы встал по левую руку. За правым плечом высился брат. Женщины оставались в глубине горницы, но смотрели во все глаза.

Два могучих варяга втолкнули в комнату босоногого пленника, с заведёнными за спину и там связанными руками. Бросили на колени перед князем.

Гудмунд сделал знак, чтобы воины вышли, ибо ничего боле от них не требовалось.

— Княгиня! Знаешь ли сего юношу? — спросил Олег, не оборачиваясь.

Пленник был облачён в длинную льняную рубаху, расшитую, как это принято у корелы. Ворот разодран, но на шее осталась нетронутой обережная лента, поблёскивающая драгоценными пластинками. Когда вязали — снять не посмели, знали, что внутри, под тканью, зашита береста с сильными словами. И кто ту ленту сорвёт, может нехорошей смертью помереть.

— Нет, он мне неведом, — отозвалась Риона, даже не взглянув в сторону пленника.

— А тебе, — обратился Олег к узнику, — ведома ль княгиня?

Тот посмотрел на князя пустыми, бесцветными глазами, но ничего не ответил.

— Гляди-ка, язык прикусил, — усмехнулся Гудмунд. — А у катов такой руганью сыпал, что и у них уши завяли. Речь нашу он разумеет. Прикидывается.

— Так у меня есть чем ему развязать язык, — молвил Олег и повернулся к волхву.

Мизгирь уже держал в руках тряпицу, он тут же начал разворачивать её и извлёк на свет нож в длинном тёмном берестяном чехле. Рукоять, как видно, была дорогая, костяная.

— Знакомая вещица?

Юноша зло посмотрел на мучителей, но снова промолчал.

— Делай своё дело, волхв, — вздохнул Олег.

Риона вскрикнула.

— Боже Всевышний! Прости ему грехи… — запричитала она.

Силкисив осталась невозмутима, хотя даже измождённое лицо пленника показалось ей знакомым. Но она объяснила это для себя тем, что многие иноплеменные вожди нет-нет да стекались к Рюрикову двору. Вдруг и этот был среди какого посольства. «Надо будет мужу сказать», — решила Силкисив.

Мизгирь в два шага очутился возле пленника, сверкнул клинок. А когда отпрянул, все углядели, что через плечо узника пролегла длинная кровавая полоса.

— Проклятый старик! — взвыл юноша и постарался зубами достать волхва, но тот быстро отдалился, и пленник повалился на пол. Извернулся, приподнялся на колено. Но вскочить не успел.

Гудмунд был проворнее, он оказался за спиной врага и ухватил силящегося подняться пленника за волосы, рванул вниз и обнажил горло, хоть режь под кадык.

— Погоди, — Олег поднял длань. — Ему и так недолго осталось. Если за ум не возьмётся.

— Как так? — не понял Гудмунд, всё ещё удерживая пленника за гриву волос.

— Он знает, — князь указал на пленного и поднялся со своего места.

Мизгирь протянул Олегу уже зачехлённый нож. Князь шагнул к преступнику.

— Не мучай его! Лучше сразу убей! — воскликнула Риона на известном им наречии, вскочила, шагнула к мужу, но потупилась, едва встретила полный ненависти взгляд Силкисив.

— И ты, стало быть, ведаешь? — обратился князь к старшей жене.

— Ведаю, что ты очень жесток! В чём ты винишь этого юношу?! Что тебе сделала я?!!

Мизгирь непонимающе смотрел на северян, эту речь он не разумел. Олег, заметив его растерянность, пояснил по-словенски:

— Жалеет. Ещё молится своему распятому богу. Просит, чтобы я избавил убийцу Рюрика от страданий. Как считаешь, волхв, знает ли княгиня, каковы будут эти страдания?!

— Знаешь ведь! Она знает! — сквозь зубы прошипела Силкисив и сжала кулачки.

Мизгирь пристально глянул на заплаканную Риону, обошёл с одной стороны, с другой, повёл рукою в воздухе, сдунул считанное с ладони в сторону:

— Нет, княже! Не желала она тебе участи верховного короля Рюрика. Не из зависти к покойной королеве Едвинде… Она в смерти оных неповинна. Чиста эта женщина, — наконец проговорил волхв. — Если что и замышляла, не злодеяние.

Риона закрыла глаза и бессильно опустилась на скамью.

— Добро, — сказал князь.

— С этим что делать? — осведомился у брата Гудмунд.