Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

— Придётся самое сильное дать, — вздохнул старик, извлекая из потёртого сундука маленький глиняный пузырёк.

Ловчан не хотел, но всё-таки позволил напоить друга этой отравой. Ведь, в сущности, какая разница — от горя помрёт или от снадобья незнамо какого жреца?

— А ты кто? — без лишних поклонов спросил Ловчан. Не слишком вежливо, но старик не стал напоминать о приличиях и обычаях.

— Волхв, — отозвался он.

— А что за бог на поляне стоит?

— Велес, конечно. Другим не кланяемся, — усмехнулся старец. — Скажи лучше, отчего твой друг занемог? Беда какая?

— Беда, — признался Ловчан. — Свататься пошёл, да от ворот поворот получил.

Губы старика дрогнули, но улыбка получилась беззлобной. На такую даже Розмич не обиделся бы, если б разглядел.

— Что же, сильно хороша?

— Не без этого. Хотя, как по мне, так самая что ни на есть обыкновенная. Зато он, — Ловчан кивнул на друга, — вишь! Даже убиться готов. Дураку хоть кол теши, а он своих два ставит!

— Ну, убиваться он не хотел.

— А что тогда?

Волхв снова улыбнулся, но в этот раз от его улыбки веяло грустью.

— Не ведал, как с горем своим справиться.

Ловчан фыркнул, ничуть не беспокоясь о том, что Розмич может услышать. Отказ Жедана — штука, конечно, грустная, но не настолько же!

«Да он здоров, как два быка!» — подумал Ловчан.

— В здоровом теле здоровый дух — редкость, — весомо заметил волхв и, углядев ухмылку, продолжил, словно мысли читал: — Зря смеёшься. Знаешь, как порой бывает? Всем кажется, будто дело яйца выеденного не стоит, а для самого оно настолько важно, что даже говорить о нём лишний раз боязно. Даже думать.

— Хочешь сказать, поэтому он от неё, как от чумной, шарахался? И разговорчив был, точно дубовая колода?

— Так.

— А почему же биться за неё не стал? Почему просто ушёл, как в женитьбе отказали?

Волхв бросил взгляд на чёрного от горя дружинника, ответил, помедлив:

— У него и спросишь. Гляди: вот-вот в себя придёт.

— А если он снова? — спросил Ловчан с опаской. — Ну, это… того!

— Он сильней, чем ты думаешь, — усмехнулся старик. — Много сильней…

Глава 5

Розмич возвращался к жизни медленно и, как казалось со стороны, неохотно. Даже когда взгляд стал осмысленным, а рука потянулась за предложенной миской похлёбки, на живого человека походил мало.

Лицо по-прежнему тёмное, движения рассеянны, голос хрипит. И постоянно морщится, будто каждый звук невмоготу.

Он коротко отвечал на вопросы волхва, ещё короче отвечал Ловчану. Благо, первый спрашивал по делу — как чувствует ноги и руки, не ноет ли в груди, нет ли перед глазами тумана. А вот второй говорил абы что — просто хотел убедиться, что друг пришёл в себя. Розмич понимал беспокойство Ловчана, но всё-таки злился. Насколько может злиться обессиленный, выжатый до капли человек.

После ужина волхв снова напоил отваром, велел лечь и укутаться.

Как ни странно, спать Розмичу не хотелось. Он бесстрастно разглядывал потолок землянки, пересчитывал брёвна, которыми тот укреплён. Про себя отметил, что жилище не просто удобное, а роскошное. Не для горожанина, конечно. Но одинокие старцы на затерянном в лесу капище, по представлениям Розмича, должны жить гораздо скромнее.

Говорить, а уж тем более объяснять, сил не было. Но разве от Ловчана отвяжешься?

Тот улёгся рядом, на соломенный тюфяк. Сперва ворочался, устраиваясь поудобнее, после уставился на Розмича. Взгляд скользил по лицу подобно назойливой мухе, не обращать внимания — невозможно.

— Что? — устало выдохнул Розмич.

— Ты как? Болит?

Вопрос звучал не в первый и даже не в третий раз.

Болит — не болит… какая разница? После нескольких часов, проведённых под взглядом бога, мир кажется совсем иным. И боль ощущается по-другому.

— Всё хорошо, — ответил он.

— Что видел? — не унимался друг.

К таким откровениям Розмич готов не был. По правде, даже если захочешь — язык не повернётся рассказать. Да и кто поверит, что, перешагнув предел, будто в волчью яму провалился, и только?

Все думают, будто за гранью жизни какой-то особый мир — луга с изумрудной травой, бесконечно-синее небо, коров тьма-тьмущая… Гудмунд вообще бает, дескать, Там стоит общинный дом, где столы ломятся от яств и красивые девы наливают столько браги, сколько даже изголодавшийся в походе дружинник не выпьет. На самом же деле Там пусто, как в миске бедняка.

Впрочем, может, за чертой жизни действительно есть лучший мир, просто открывается не всем? Вдруг Розмич просто не заслужил ничего, кроме пустоты? Слишком мало пожил, совершил ещё меньше. Или дело в преданной судьбе?

Ловчан уже догадался, что ответа не дождётся. Снова завозился. Помолчав, всё-таки не удержался, спросил опять:

— Зачем ты из дома Жедана ушёл? Мы с Полатом почти добились согласия, а теперь… Боюсь, князь на нас осерчает — столько его стараний псу под хвост. Да и народ, поди, за животики схватился, когда узнал, что такой сват без невесты восвояси убрался.

— По-твоему, зря? А по мне, так иначе и быть не могло. Сам посуди: ну отдал бы купец Затею, а дальше? Жить, зная, что не добром взял, а принудил?