Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Затея звонко рассмеялась, не удержались и остальные, один священник со смиренным видом встретил этот хохот, не выказывая обиды на венедских варваров. Гречанка тоже промолчала.

— Разве не трепещет сердце твоё, добрая девушка, — обратился Ултен к Затее, — при виде Святого Писания?! Разве тот крест, что скрываешь ты от мужских взоров на груди, не бережёт тебя от козней диавольских?!

Здесь уж настала пора Розмичу язык проглотить. А Ловчан даже икнул от неожиданности.

— Негоже святому отшельнику на грудь женскую пялиться! Вот тебе мой ответ будет, — сказал купец с явным неудовольствием. — А если ты мне здесь будешь проповеди читать, на вёсла посажу от ужина и до самого Белозера! Ты всё понял?

— Прости! Я не хотел никого обидеть, — поспешил заверить Жедана кульдей, сотворил несколько раз крест и притих.

— Это правда, что Затея богов старых отринула? — не выдержал Розмич.

— Дура была… Сама не знает, чего хочет… Отринула бы, давно какая б напасть приключи́лась, — с огорчением оправдывался купец. — Да нет её! А так, глядишь, и месяца не пройдёт, уж в Белозере окажемся.

— Ох и чует моё сердце, теперь уж точно приклю́чится, — пробормотал Ловчан.

— Не каркай! — оборвал его Розмич.

…Стоянка, о которой упомянул кормщик, и впрямь оказалась знатной: здесь река изгибалась, образуя небольшую бухту, а место для ночлега было закрыто густым сосняком, надёжно скрывавшим свет костра от всех, кто на воде и даже за рекой.

Большое кострище, брёвна, сложенные вокруг, и охапки иссохшего сосняка — остатки бывших лежанок — говорили о том, что место давно обжито. С одной стороны, это радовало, с другой — пугало. И хотя Розмич решил, что купец выказал опасения не всерьёз, а для порядка, всё равно насторожился.

Вместе с Ловчаном проверил пешие подступы к стоянке и только после этого немного успокоился. Человеку неприметно сюда не подойти, значит, если кто и нагрянет — только с реки, а о таких гостях предупредят сторожа на лодье. В этот раз на борту остались двое молодцов Розмича, они и получили строжайший наказ не спать и глядеть в оба. За полночь обещал сменить.

Солнце уже подкатилось к горизонту, к летней зелени добавились пурпурные тона. По реке поплыл лёгкий, почти прозрачный туман. У костра хозяйствовал Вихруша — дружинник ловко насадил пойманных рыбин на толстые прутья, умело отгрёб горящие ветки в сторону, чтобы выпечь добычу на углях.

Ему, как водится, помогали советом все, кому не лень. А ленивых оказалось немного — Жедан с племянницей да гречанка. Даже скотт-кульдей и тот лез под руку Вихруши.

Розмич глядел на приготовления без особого интереса, уверенный, что лучшая помощь в таком деле — просто не мешать.

— Так чего? — шепнул подкравшийся Ловчан. — Объясним Затее, кто здесь самый лучший воин?!

Дружинник мысленно проклял себя за бабий румянец, что вновь окрасил щёки. Одарил товарища недоумённым взглядом.

— Скажи мне, дескать, размяться хочешь, — ещё тише, со вздохом, пояснил Ловчан.

Розмич не сразу, но смекнул, в чём задумка хитреца. Говорить доле не стал, просто взялся за рукоять меча и кивнул другу — мол, пойдём. И если бы не Ловчан, ушел гораздо дальше, чем требовалось.

Разулись, стянули с себя безрукавки из плотных кож, остались в лёгких рубахах, льняных. Сошлись.

Пользуясь рассеянностью друга, Ловчан ринулся вперёд. Сперва пустился на обман, намекая сопернику, мол, смерть твоя справа. Вдруг красиво крутанулся и провёл подлинный удар снизу вверх, грозя рассечь Розмича от бедра до ключицы. Тот увернулся в последний миг, а жив остался только потому, что Ловчан поддался, как и до́лжно в шутейном поединке.

Верно говорят — влюблённые теряют разум. А безнадёжно влюблённый воин становится рассеянным и заторможенным, словно беременная баба.

Розмич ответил невнятным выпадом, который был отбит без малейших усилий.

Ловчану хотелось рыкнуть на друга — соберись! Но он старший, и потому — нельзя, даже если прилюдно роняет слёзы.

Новый удар Ловчана был так же красив, как и первый. И опять споткнулся о рассеянность и равнодушие соперника.

Розмич снова ответил нехотя — меч описал некрасивую, медленную дугу и не смог бы достать противника, даже в том случае, если бы тот сам прыгнул на остриё.

Звон железа отвлёк корабельщиков и от стряпчего, и вертелов с рыбой. Все, как один, смотрели в сторону поединщиков. А некоторые, из числа людей Жедана, даже подтянулись поближе, в надежде на доброе развлечение.

Розмич, погруженный в мысли о Затее, этого не замечал, зато Ловчан, по праву трезвого, видел всё. Дружинник быстро смекнул — при таком поединке интерес девушки будет на его стороне, а он, вместо помощи, окажет Розмичу медвежью услугу.

«А может, всё неспроста? — подумалось ему, когда отводил очередной ленивый удар соперника. — Вдруг это проклятие? Боги нарочно делают влюблённых слепыми и глухими, чтобы, пока те мечтают о безграничном счастье, другие, с холодной головой, добивались этой же любви иначе — обыденно и беспощадно? А может, и не проклятье, наоборот — оберег? Вот влюбится Затея в Ловчана, а Розмич тем самым спасётся от семейных сетей, пагубных для всякого воина».