Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Волхв, который шел первым, сразу же растворился в ночной тьме. Розмич с Ловчаном разделились — первый отправился к живой изгороди, второй к идолу. Оба, как ни старались, ходили гораздо громче старца, да и звериного проворства выказать не сумели. Будь на дворе день, ни один враг не поверил бы, что перед ним нелюди.

Несмотря на ночной холод, в меховых одеяньях было жарко. Зато личины оказались на удивление удобными — на головах сидели прочнее шлемов и обзор почти не скрадывали. Хотя на кой тот обзор, если вокруг темень, в которой собственную руку с трудом различаешь?

Замерли. Каждый вслушивался в происходящее, пытаясь определить, с какой стороны нападут. Но в лесу было тише, чем на старом кладбище. Только деревья постанывали от порывов налетающего ветра да изредка потрескивали ветки.

Высокий кустарник стоял полукругом, защищая капище с южной и западной стороны. Остальную часть прикрывал валежник — перебраться через такие завалы невозможно, тем более в темноте. Так что, если придут, будут штурмовать ежевичный плетень. За ним-то Розмич и присматривал. Сперва ходил, после присел у самой ограды.

Немного погодя Розмич начал молчаливо костерить волхва, — видимо, старик и впрямь умом тронулся! Весь к нему, видите ли, идёт! Да на кой этой веси словенское святилище? Своих капищ мало?

Он уже подумывал снять личину и отправиться досыпать, как за изгородью послышалось бряцанье.

Воин, как мог тихо, отстранился. По-звериному припал к земле.

Короткий свист, и кусок ограды, кажется, шевельнулся. За свистом последовала приглушенная, неразборчивая брань. Надо думать, покусившийся на колючее растение не озаботился защитить руки и лицо.

Опять свист, уже отчётливей. Следом — треск веток и недовольное бурчание.

Розмич поймал себя на том, что наблюдает за нарушителями с огромным интересом. Так старый, умудрённый жизнью пёс глядит на крадущихся к курятнику воришек. Не посвящённым в охотницкие забавы кажется, будто страж ленив или глух, а тот всего лишь упрощает свою работу: пусть супостаты осмелеют, оставят осторожность и подойдут ближе… Разумнее совершить единственный прыжок, чем гоняться за ними по всему двору.

Он даже усмехнулся мысленно — вот что с людьми звериная личина делает! Особливо если волхвом дадена.

«Гости» проникали на капище по одному и, несмотря на царящую темень, видны были отчётливо. Розмич тут же обозвал пришельцев остолопами — иные не сообразят чёрной ночью в белоснежные рубахи вырядиться. Громко клацнул зубами, чтобы обозначить своё присутствие, но враги не обратили внимания на посторонний звук.

«Тем лучше, — заключил дружинник. — Дураков бить не жалко. Их в последние лета слишком много расплодилось».

Только веселье кончилось быстро — отряд чужаков разделился. Двое остались сторожить вырубленный в изгороди проход, а четверо воровато двинулись к идолу. В том, что Ловчан четверых сразу не остановит, сомнений не было.

Поспешить на помощь Ловчану — «охранники» точно сбегут, заслышав схватку. Порезать их — тоже шум поднимется, и те, что пошли к сердцу капища, услышат, станут в разы опаснее. Тогда Ловчану точно не поздоровится.

Видать, правильно учил воевода: над глупостью врага можно смеяться только после того, как съешь его печень.

И всё-таки Розмич рискнул.

Он поднялся, на цыпочках обошел дозорных и, ухватив за волосы, хряпнул головами друг о друга — благо стояли рядом. Те даже вскрикнуть не успели.

«Тьфу ты! — выругался воин мысленно. — Пустые горшки и то звонче бьются!»

Придерживая за волосы, осторожно опустил сторожей на землю. Не задумываясь, прошёлся когтями по горлу первого, тут же отскочил — кровь из порванной вены стрелой ударила в воздух. Едва не намочила личину. Второму горло вскрыл аккуратней, так, чтоб кровь не била, а, как положено, булькала и уходила в землю.

Управился вовремя — в глубине капища раздался мощный рык.

Опознать в хищном кличе голос Ловчана было невозможно. На мгновенье Розмичу почудилось, будто в святилище действительно явились прислужники Велеса. Но осмыслить догадку не успел — ноги уже мчали туда, где намечалась новая схватка.

Он подлетел к идолу в тот миг, когда на землю валился первый. Белая рубаха чернела на глазах — Ловчан тоже не стал геройствовать, бил по горлу. Отточенные лезвия, кажется, для того и созданы, прорезают кожу, словно раскалённый нож масло.

Остальные заметались, пытаясь понять, откуда придёт опасность. Розмич не видел, нутром чуял — схватились за оружие.

Он ударил того, что суетился ближе остальных. Бил без затей — кулаком в морду. Враг взревел не хуже кабана, поймавшего стрелу мошонкой, но, в отличие от вепря, на обидчика не ринулся. Упал и больше не поднялся.

Да его предсмертный хрип привлёк ещё одного. Тут Розмичу пришлось попотеть: человек крутил-вертел топором, аки мельница, только взад-вперёд, словно ветер с нею забавлялся. Глупо так размахивал. Зато лихо. Именно в этом опасность — одно дело обойти продуманный, наработанный удар или выпад, и совсем другое — не попасть под случайный. Ещё и небо, как назло, светлеть начало. Будто рассвет не мог хоть чуть-чуть обождать!