Трое

Он был молод: ему вспоминались ласки этой женщины, какие-то особенные, ещё незнакомые ему ласки. И он был практик: ему невольно думалось, что эта связь может дать ему множество различных удобств. А вслед за этими мыслями на него тёмной тучей надвигались другие:

"Опять я в угол затискался... Хотел я этого? Уважал ведь бабёнку... никогда дурной мысли о ней не было у меня... ан вышло вон что..."

А потом всю смуту в его душе, все противоречия покрывала собою радостная дума о том, что теперь настоящая, чистая жизнь скоро начнется для него. И снова вторгалась острая мысль:

"А всё лучше бы без этого..."

Он нарочно не вставал с постели до поры, пока Автономов не ушёл на службу, и слышал, как околоточный, вкусно причмокивая губами, говорил жене:

- Ты на обед сострой пельмешки, Таня. Побольше свининки положи и, знаешь, поджарь их чуточку. Чтобы они, мамочка, смотрели на меня из тарелки эдакими поросятками розовыми... мм-а! И, голубчик, перчику побольше!

- Ну-ну, иди! Точно я не знаю твоих вкусов... - ласково говорила ему жена.

- Голубчик, Татьянчик, позволь поцелуйчик!

Услыхав звук поцелуя, Лунёв вздрогнул. Ему было и неприятно и смешно.

- Чик! чик! чик! - проговорил Автономов, целуя жену. А она смеялась. Заперев дверь за мужем, она тотчас же вскочила в комнату Ильи и прыгнула к нему на кровать, весело крикнув:

- Целуй скорей, - мне некогда!

Илья угрюмо сказал ей:

- Да ведь вы сейчас мужа целовали...

- Что-о? "Вы"? Да он ревнивый!.. - с удовольствием воскликнула женщина и, со смехом вскочив с кровати, стала занавешивать окно, говоря: - Ревнивый - это хорошо! Ревнивые любят страстно...

- Я это не от ревности.

- Молчать! - шаловливо скомандовала она, закрывая ему рот рукой...

Потом, когда они нацеловались, Илья, с улыбкой глядя на неё, не утерпев, сказал:

- Ну и храбрая ты - настоящая сорви-голова. Под носом у мужа эдакую штуку затеять!..

Её зеленоватые глаза задорно блеснули, и она воскликнула:

- Очень даже обыкновенно, и совсем ничего нет особенного! Ты думаешь много есть женщин, которые интрижек не заводят? Только одни некрасивые да больные... А хорошенькой женщине всегда хочется роман разыграть...

Целое утро она просвещала Илью, весело рассказывая ему разные истории о том, как женщины обманывают мужей. В переднике и красной кофточке, с засученными рукавами, ловкая и лёгонькая, она птичкой порхала по кухне, приготовляя мужу пельмени, и её звонкий голос почти непрерывно лился в комнату Ильи.

- Ты думаешь - муж! - так этого достаточно для женщины? Муж может очень не нравиться, если даже любишь его. И потом - он ведь тоже никогда не стесняется изменить жене, только бы нашёлся подходящий сюжет... И женщине тоже скучно всю жизнь помнить одно - муж, муж, муж! Пошалить с другим мужчиной - забавно: узнаёшь, какие мужчины бывают и какая между ними разница. Ведь и квас разный: просто квас, баварский квас, можжевеловый, клюковный... И это даже глупо всегда пить просто квас...

Илья слушал, пил чай, и ему казалось, что чай горьковат. В речах этой женщины было что-то неприятно взвизгивающее, новое для него. Он невольно вспомнил Олимпиаду, её густой голос, спокойные жесты, её горячие слова, в которых звучала сила, трогавшая за сердце. Конечно, Олимпиада была женщина необразованная, простая. Оттого, должно быть, она и в бесстыдстве своём была проще... Слушая Татьяну, Илья принуждённо смеялся. Ему было невесело, и смеялся он потому, что не знал, о чём и как говорить с этой женщиной, но слушал её с глубоким интересом и, наконец, задумчиво сказал:

- Не ждал я, что в вашей чистой жизни такие порядки...

- Порядки, милый мой, везде одни. Порядки делают люди, а люди все одного хотят - хорошо жить: спокойно, сытно и удобно, а для этого нужно иметь деньги. Деньги достаются по наследству или по счастью. Кто имеет выигрышные билеты, тот может надеяться на счастье. Красивая женщина имеет выигрышный билет от природы - свою красоту. Красотой можно много взять - о! А кто не имеет богатых родственников, выигрышных билетов и красоты, должен трудиться. Трудиться всю жизнь - это обидно... А вот я тружусь, хотя у меня есть два билета. Но я решила заложить их для тебя на магазин... Два билета - мало! Стряпать пельмени и целовать околоточного в угрях - скучно!.. Вот я и захотела целовать тебя...

Она взглянула на Илью и шаловливо спросила:

- Тебе это не противно?.. Почему ты смотришь так сердито?

Подошла к нему, положила руки на плечи его и с любопытством заглядывала в лицо ему.

- Я не сержусь, - сказал Илья.

Она расхохоталась, вскрикивая сквозь смех:

- Да? Ах... какой ты добрый!..

- Я вот думаю, - медленно выговаривая слова, продолжал Илья, говоришь ты как будто и верно... но как-то нехорошо...

- Ого-о, какой... ёж! Что нехорошо? Ну-ка, объясни?

Но он ничего не мог объяснить. Он сам не понимал, чем недоволен в её словах. Олимпиада говорила гораздо грубее, но она никогда не задевала сердце так неприятно, как эта маленькая, чистенькая птичка. Весь день он упорно думал о странном недовольстве, рождённом в его сердце этой лестной ему связью, и не мог понять - откуда оно?..