Трое

Борг опустил подбородок на руки и невидящим взглядом уставился на эротическую картинку на изразцах стены. Словно весь мир вступил в заговор, дабы противостоять политике Израиля вообще и его планам в частности. Ему захотелось бросить все к чертовой матери и вернуться в Квебек; ему хотелось трахнуть Дикштейна по голове каким-нибудь увесистым предметом; ему хотелось стереть невозмутимое выражение с правильного лица Каваша.

Борг сделал жест, словно отбрасывая что-то в сторону.

– Лучше просто не надо. Египтяне здорово обошли нас с реактором; русские им помогают; Дикштейн разоблачен; КГБ пустил по его следу целую команду. Вы понимаете, что мы можем проиграть эту гонку? У них будет атомная бомба, а у нас – нет. И как вы думаете – пустят ли они ее в ход? – Он схватил Каваша за плечи и затряс его. – Это же ваш народ, так скажите мне, бросят они бомбу на Израиль? И можете прозакладывать свою задницу, что да, бросят!

– Кончайте орать, – спокойно сказал Каваш. Он снял руки Борга со своих плеч. – Впереди еще долгий путь, прежде чем одной или другой стороне удастся одержать верх.

– Ну да, – Борг отодвинулся от него.

– Вы должны обязательно связаться с Дикштейном и предупредить его, – сказал Каваш. – Где он сейчас?

– Провалиться мне, если я это знаю.

Глава пятая

Единственным совершенно невинным человеком, чья жизнь превратилась в руины стараниями шпионов, рыскавших в поисках урановой руды, был чиновник из Евроатома, которому Дикштейн дал прозвище Воротничок.

Оторвавшись во Франции от слежки, Дикштейн вернулся в Люксембург по автотрассе, предполагая, что за ним в люксембургском аэропорту установлено круглосуточное наблюдение. И так как у них был номер его машины, взятой напрокат, он оставил ее в Париже и взял напрокат другую в другой компании.

В первый же вечер в Люксембурге он пришел в этот неприметный ночной клуб на Рю Дик, где сидел в одиночестве, попивая пиво и дожидаясь появления Воротничка. Но первым появился его пышноволосый друг, молодой человек лет двадцати пяти или тридцати, широкоплечий, с хорошей фигурой. Он направился прямо к кабинке, которую они занимали в прошлый раз. Двигался он изящно и грациозно, как танцор; Дикштейн подумал, что из него мог бы получиться неплохой вратарь в футбольной команде. В нише никого не было. Если пара встречалась тут каждый вечер, скорее всего, она предназначалась для них.

Пышноволосый молодой человек заказал выпить и посмотрел на часы. Он не заметил, что Дикштейн внимательно наблюдает за ним. Воротничок появился через несколько минут. На нем был красный джемпер и белая рубашка с распахнутым воротом. Как и раньше, он прямиком направился к столику, занятому его другом. Видно было, что оба они счастливы встрече. Дикштейну предстояло нарушить покой их мирка.

Он подозвал официанта.

– Передайте, пожалуйста, бутылку шампанского вон на тот столик, мужчине в красном джемпере. И принесите мне еще пива.

Предварительно доставив ему пива, официант поставил затем ведерко со льдом и бутылкой шампанского в нем на столик Воротничка. Дикштейн увидел, как официант показал парочке на него, дав понять, кто приказал одарить их шампанским.

Когда они взглянули на него, он поднял свой стакан с пивом в знак приветствия и улыбнулся. Воротничок узнал его и забеспокоился.

Оставив столик, Дикштейн направился в туалет. Там, убивая время, он старательно вымыл лицо. Через пару минут появился приятель Воротничка. Молодой человек, дожидаясь, пока третий посетитель покинет помещение туалета, причесывался перед зеркалом. И лишь затем обратился к Дикштейну.

– Мой друг хочет, чтобы вы оставили его в покое.

Дикштейн выдавил гнусную усмешку.

– Пусть он мне сам скажет об этом.

– Вы журналист, не так ли? А что, если ваш редактор узнает, что вы посещаете подобные места?

– Я работаю по свободному найму.

Молодой человек приблизился к нему. Он был дюймов на пять выше Дикштейна и, как минимум, фунтов на тридцать тяжелее.

– Вы оставите нас в покое, – повторил он.

– Нет.

– Зачем вы это делаете? Что вам надо?

– Ты меня не интересуешь, красавчик. Тебе лучше пойти домой, пока я поговорю с твоим дружком.

– Черта с два, – и молодой человек огромной ручищей сгреб лацканы пиджака Дикштейна. Другую руку, сжатую в кулак, он отвел назад. Но удара не получилось.

Растопыренными пальцами Дикштейн ткнул молодого человека в глаза. Светловолосая голова рефлекторно отдернулась назад и в сторону. Дикштейн поднырнул под взметнувшуюся руку и нанес нападающему жестокий точный удар. У того перехватило дыхание, и он, отпрянув, согнулся в поясе. Дикштейн еще раз ударил его, и удар пришелся точно в переносицу. Что-то хрустнуло и хлынула кровь. Молодой человек распростерся на изразцовом полу.

С него хватило.

Дикштейн покинул туалет, на ходу поправляя галстук и приглаживая волосы. Уже началась программа варьете, и немецкий гитарист исполнял песенку о гее-полицейском. Дикштейн расплатился по счету и вышел. По пути он заметил, как обеспокоенный Воротничок направлялся к туалету.