Трое

Он многое мог стерпеть от большинства своих агентов. Если дела у агента шли успешно и он работал эффективно и с отдачей, он мог позволить себе быть нервным, агрессивным, непослушным и даже проявлять садистские наклонности – лишь бы Борг знал об этом. Он мог позволить им ошибки, но не мог позволить себе иметь дело с чем-то непонятным и неизвестным. Он не может полностью доверять Дикштейну, пока не поймет, в чем причина происшедших в нем изменений. Вот и все. В принципе он не возражал, если у кого-то из его агентов появится радостное отношение к миру.

Ему удалось незамеченным проскользнуть в посольство. Он установит слежку за Дикштейном, решил он. Что потребует две машины и три смены работников, по восемь часов каждая. Глава лондонского отделения будет жаловаться. Ну и черт с ним!

Необходимость выяснить, что произошло с Дикштейном, была только одной причиной, по которой Борг решил не выпускать его из-под наблюдения. Другая причина была куда важнее. Пока у Дикштейна на руках есть только половина плана, и вряд ли кто-либо другой сможет завершить его. Никто лучше Дикштейна не разработает его до конца. И как только его стараниями все встанет на места, только тогда кто-то другой переймет его к воплощению. Борг решил вывести его из дела при первой же возможности. Дикштейн будет в ярости; он решит, что ему не доверяют.

Ну и черт с ним тоже!

По сути, майор Петр Алексеевич Тюрин не любил Ростова. Он вообще не испытывал симпатии ни к кому из своих начальников: с его точки зрения, надо быть настоящей крысой, чтобы в КГБ подняться выше майора. Тем не менее, он испытывал своеобразную привязанность к своему умному и решительному шефу. Тюрин был далеко не глуп, особенно в делах, связанных с электроникой, но не мог управлять людьми. Он получил звание майора лишь потому, что входил в состав команды Ростова, которой сопутствовала удача.

«Абба Аллон. Выходит с Хай-стрит. Откликнетесь, пятьдесят второй или девятый. Где вы, пятьдесят второй?»

«Пятьдесят второй. Мы рядом. Мы переймем его. Как он выглядит?»

«Нейлоновый плащ, зеленая шапка, усы».

Как друг, Ростов собой ничего не представлял, но в роли врага он достаточно опасен. Тот полковник Петров в Лондоне уже успел убедиться в этом. Он попытался отделаться от Ростова и был несказанно удивлен, когда в середине ночи его поднял звонок от самого главы КГБ Юрия Владимировича Андропова.

Ростов получил в свое распоряжение лучших топтунов Петрова и большинство машин. Район вокруг израильского посольства в Лондоне заполонили агенты – кто-то даже сострил: «Красных тут больше, чем в Кремлевской больнице», – но заметить их было очень трудно. Они сидели в автомобилях, фургонах, микроавтобусах и грузовиках и еще к тому же в машине, которая как две капли воды смахивала на полицейский фургон Метрополитен-полис. Многие были на своих двоих, то заходя, якобы по делу, в общественные здания по соседству, то прогуливаясь по улицам и по дорожкам соседнего парка. Один из агентов оказался даже внутри посольства, где на ужасном ломаном английском попытался узнать, что ему надо делать для эмиграции в Израиль.

Никто из агентов не околачивался вблизи посольства Израиля. За дверями его наблюдал только один член команды – Ростов, который в полумиле отсюда, на двенадцатом этаже отеля вел наблюдение через мощную цейсовскую оптику, укрепленную на треножнике.

В его распоряжении был, наряду с телескопом, и передатчик. У каждого из агентов снаружи был уоки-токи. Ростов вел переговоры с ними на беглом русском, то и дело пуская в ход кодовые слова, а частоты, на которых он вел разговоры и на которых ему отвечали, менялись каждые пять минут в соответствии с программой миникомпьютеров, встроенных в каждый передатчик. Придумал эту систему Тюрин.

«Восьмой, двигайтесь в северную сторону».

«Понятно».

Располагайся израильтяне в Белгравии, местоположении многих посольств, задача Ростова была бы куда труднее. Там почти не было магазинов, кафе или общественных учреждений, и агентам негде было бы скрыться; и в силу того, что район этот был тихим, благополучным и заполненным посольствами, полиция сразу бы обратила внимание на любую подозрительную активность в районе.

Сам Тюрин сидел в пабе на Кенисингтон-Черч-стрит. Человек из резидентуры КГБ рассказал ему, что этот паб часто посещается ребятами из «Специального отдела» – несколько забавное наименование для политической полиции Скотланд-Ярда. Четверо молодых, людей в отглаженных костюмах, которые пили виски у стойки бара, скорее всего, были детективами. Они не знали Тюрина, и вряд ли он мог привлечь их особый интерес, обрати они на него внимание.