Трое

С этого момента, когда бы ни включался главный двигатель судна – он все время был на ходу во время пребывания судна в море и большую часть времени в доке – маячок каждые тридцать минут посылал в эфир сигнал; и это будет длиться, пока судно не потонет или не пойдет на металлолом. И теперь весь отпущенный ему срок жизни «Штромберг» будет на контроле у Москвы, которая не позже, чем через час, определит его местонахождение.

Выслушав Ника, Ростов послал его домой. На этот вечер у него были свои планы. Он давно не видел Ольгу и сгорал от нетерпения вручить ей вибратор на батарейках, который он привез в подарок из Лондона.

В военно-морской разведке Израиля служил молодой капитан по имени Дитер Кох, по образованию корабельный инженер. Когда «Копарелли» снимется из Антверпена с грузом урановой руды на борту, Кох должен быть в составе команды.

Нат Дикштейн оказался в Антверпене, смутно представляя себе, как этого добьется. Из номера гостиницы он позвонил местному представителю компании, которой принадлежал «Копарелли».

Когда я умру, подумал он, ожидая соединения, меня так и вынесут на похороны из гостиничного номера.

Ответила девушка.

– Говорит Пьер Бодре, – коротко сказал Дикштейн. – Дайте мне директора.

– Будьте любезны, минутку.

Мужской голос:

– Да?

– Добрый день, это Пьер Бодре из компании «Бодре – подбор экипажа». – Дикштейн с ходу придумал это название.

– Никогда не слышал о вас.

– Поэтому я вам и звоню. Видите ли, мы собираемся открыть офис в Антверпене, и я хотел бы узнать, не изъявили бы вы желание сотрудничать с нами.

– Сомневаюсь, но вы можете написать и…

– Полностью ли вы удовлетворены сегодняшним агентством по подбору экипажей?

– Могло быть и хуже. Послушайте…

– Еще один вопрос, и я не буду вас больше беспокоить. Могу я узнать, чьими услугами вы пользуетесь в настоящий момент?

– Агентство Коэна. А теперь, простите, у меня нет больше времени…

– Я понял. Благодарю вас за терпение. Будьте здоровы.

Коэн! Ему подвалила удача. Может быть, я смогу все провернуть и без применения угроз, подумал Дикштейн, кладя трубку. Коэн! Вот уж чего он не ожидал – кораблями и доками евреи, как правило, не занимались. Но может порой и повезти.

Он нашел номер телефона агентства Коэна по набору экипажей, запомнил адрес, накинул плащ и, выйдя из гостиницы, взял такси.

Агентство представляло собой небольшой офис из двух комнат над баром для моряков в квартале красных фонарей. Еще было далеко до полудня, и ночная публика спала – шлюхи и воры, музыканты и стриптизерки, официанты, вышибалы и те, чьими стараниями к ночи эти места оживали. Утром тут было пустынно, серо и холодно, не говоря уж о грязи на улицах.

Дикштейн поднялся к входной двери, постучал и вошел. Секретарша, женщина средних лет, восседала в небольшой приемной, забитой полками с досье и уставленной стульями с оранжевыми пластиковыми сидениями.

– Я хотел бы видеть мистера Коэна, – обратился к ней Дикштейн.

Оглядев его с головы до ног, она пришла к выводу, что он не похож на моряка.

– Вы хотите наняться на судно? – с сомнением в голосе спросила она.

– Нет, – сказал он. – Я из Израиля.

– Ах вот как. – Она помедлила. У нее были темные волосы и глубоко посаженные глаза с тенями под ними; на пальце у нее блестело обручальное кольцо. Дикштейн прикинул, не является ли она миссис Коэн. Встав, она скрылась в дверях за ее письменным столом, что вели в другое помещение. На ней были брюки, и со спины было видно, сколько ей лет.

Через минуту она появилась снова и пригласила его в кабинет Коэна. Встав, тот подал ему руку и без предисловий выпалил:

– Я даю на дело каждый год. Во время войны я пожертвовал двадцать тысяч гульденов. Я могу показать вам чек. Что, новый призыв? Еще одна война?

– Я здесь не для сбора денег, мистер Коэн, – улыбнулся Дикштейн; миссис Коэн оставила дверь открытой, и он затворил ее. – Могу ли я присесть?

– Если вы тут не ради денег, садитесь, пейте кофе, можете сидеть тут весь день, – сказал Коэн и рассмеялся.

Дикштейн сел. Коэн был невысокого роста, в очках, лыс и чисто выбрит, лет пятидесяти. На нем был коричневый пиджак, который явно знавал лучшие времена. У него тут маленькое надежное дело, прикинул Дикштейн, но он явно не миллионер.

– Вы были здесь во время второй мировой войны? – спросил Дикштейн. Коэн кивнул.

– Я был молодым человеком. Уехал в сельскую местность и работал на ферме, где меня никто не знал, никто не подозревал, что я еврей. Мне повезло.

– Вы не думаете, что все может повториться?

– Да. Это повторялось снова и снова во всей истории, почему же с этим будет покончено? Это повторится – но уже не на моем веку. Теперь тут все спокойно. И я не хочу ехать в Израиль.

– О’кей. Я работаю на правительство Израиля. Мы бы хотели, чтобы вы кое-что сделали для нас.

Коэн пожал плечами.

– Например?